Станислав Богданов - Черный снег. Операция «Тайфун». Удар по оси

Провалиться вам всем со своей благодарностью, пронеслось в голове Матрены Тимофеевны. Внезапно она ощутила бесконечное тепло. Оно исходило от губ немца, коими тот коснулся ее шершавой, грубой кожи. Женщина хотела вырвать руку и плюнуть этому гаду в лицо. Но не смогла. Он не был похож на «гада». Он больше напоминал ей человека. Поступать так в отношении человека все равно, что убить самое себя. Это и остановило Матрену Тимофеевну, у которой под Смоленском без вести пропал сын. Ноги ее подкосились, плечи сгорбились. Глотая застрявшие в горле рыдания, она, не понимая зачем, отправилась к огромной русской печке. Загрохотала отодвигаемая железная заслонка и огромный таз с водой. В нем она хотела постирать ворох грязного белья. Вскипячу воду и кипятком их, кипятком крутым – ошпарю, проклятущих… Убийц-лиходеев, извергов окаянных… Пусть потом стреляют, вешают или давят своими квадратными танками с черными по белому, страшенными крестами. Только как детям быть? Об этом она не подумала. Грешно будет, и по христиански и по человечески… Не в силах больше таиться, она заплакала. Но Дитер и Вильгельми не увидели ее скупых женских слез.

– Сидите у меня на печке тихо, – грозно цыкнула она притаившимся в верхнем углу (подле основания трубы) Сашке и Машке, детям пропавшего без вести Степана.– Будут эти изверги что у вас выспрашивать – прикиньтесь, что немые…

– …O`Mein God! Это есть мальтшек и девотшек! – воскликнул один из вошедших солдат в железной каске с глубоко вырезанными краями. – Русские дети! Они спят на этой колоссальной печке! В этой огромной стране – совсем не так, как в Европе. Гейгер и Фонтебах, не спать не ходу! Установить полевой телефон. Разматывайте кабель, так, чтобы не упасть. Живей, кому говорят, фрицы.

Германцы с продолговатыми бело-желтыми петлицами на отложенных воротниках, были обмотаны поверх голов шарфами и полотенцами. Они тяжело ступали своими подкованными короткими сапогами по бревенчатому полу. (В голенища у многих «для сугреву» была набита солома или газеты.) Они протянули и подключили к телефону в черной коже толстый синий шнур, что крутился на большой железной катушке на плечах у одного из Desche Soldaten. Отдававший распоряжения унтер-офицер роты связи снял с головы стальной шлем. Одним махом сорвал с лица шерстяную маску, которая походила на кольчугу древних рыцарей. Матрена Тимофеевна, преодолев в себе отвращение, разглядела на шлеме белый орел, сжимающий в когтистых лапах венок со свастикой, а также красно-сине-белый щиток. Ее поразило, что этой бравый фашист был облачен не в синевато-зеленую короткую шинель, но в советский ватник и валенки. Присмотревшись как следует, она заметила на спине заштопанные дырья. Страшная догадка осенила ее. Он, этот ирод фашистский, с нашего убитого бойца эту стеганку…

Сняв с железного рычага эбонитовую трубку, немец гаркнул в нее что есть сил. Сообщается со своим начальством, германец, тудыт им всем, подумала Матрена Тимофеевна. И устыдилась. Сроду не ругалась… И вот на тебе! Неужто и здесь эти изверги повинны? Что б их всех перекокошили. Чем скорее, тем лучше, подумала она. Пустив слезу, женщина принялась раздувать огонь в печи. Пару раз ее больно толкнули в бок проходящие германцы. То ли прикладом винтовки с плоским, отточенным штыком. То ли углом железной катушки с синим шнуром, который они размотали по ее хате. Бросила взгляд на фрица, что «опростоволосился». Ахнула… Оказавшийся курносым и веснушатым, точно сельский дурачок Федька, унтер-офицер вермахта Феликс Бау подмигнул сжавшимся на печке детишкам. Она вновь ощутила непонятный прилив добра и тепла. Неужто и средь этих иродов есть люди? Нет, только с виду они такие, осадила себя «бедная» женщина. Наше радио, что в центре деревни – плоская черная «тарелка» на высоченном столбе-мачте. Сколько всего говорилось о неслыханных злодеяниях немецко-фашистских захватчиков! Что убийцы они, мучители и грабители. Вон, и ватник у этого рыжего гада – с убитого советского бойца снятый…

Тем временем, Феликс Бау, положил на лавку рыжей шерсти ранец. При этом он повесил дулом вниз железную «стрелялку» из трех рукояток, одна из которых напоминала оттянутое железное стремя. Вытянул из-за борта советского ватника губную гармошку в перламутровом футлярчике и проиграл на ней веселый мотивчик. В кармане стеганки (он действительно снял «трофей» с убитого красноармейца, хотя, жалеючи, прикрыл его глаза) у него сохранилось пол плитки швейцарского шоколада. В ранце была распечатанная круглая жестяная коробка из-под монпансье. (На крышке были изображены белокурые ангелы, своим видом напоминающие детей, что особенно удручало его. Грета, его любимая супруга, написала, что родила двух очаровательных двойняшек. Они так похожи, если судить по фотографии, на этих очаровательных детей-ангелов.) Повинуясь своему внутреннему голосу, Феликс Бау предположил: было бы неплохо угостить чем-нибудь сладеньким эти две вихрастые головки на колоссальной печке. Сверкают своими глазками поверх овчины, что так здорово греет на морозе. Наверняка, в представлении этих «русских ангелочков» войны фюрера – кровавые убийцы и насильники! Именно так, по словам уполномоченного из бюро пропаганды доктора Геббельса, выходило… Освободители Европы, победившие американо-еврейскую плутократию на полях кровавых сражений, мечтают залить Россию потоками крови. Покрыть эту богатую, благодатную страну пепелищами… Какая наглая ложь, детишки! Им необходимо доказать, что германцы – культурная, образованная нация. Даже в отношении их варварским обычаям: мыться в общих банях, бегать голышом по снегу и спать на каминах небывалой величины. Не говоря уже о будках, в которых они мочатся и испражняются в лютую стужу.