Василий Сахаров - Сын атамана

Пока я гонял эти мыслишки, к площади стянулись другие казаки. Настала пора решать судьбу мужиков и, понимая, что меня вот-вот, погонят до хаты, я тихонько отошел в сторону и, не привлекая внимания, застыл за углом приказной избы. Вовремя. Меня не заметили, все внимание на атамана и бурлаков. Батя поднимает вверх раскрытую правую ладонь и громко говорит:

– Открываю круг! Браты-казаки, сегодня к нам пришли бурлаки из артели Кузьмы Самойлова. Желают влиться в нашу общину и потрудиться на ее благо. Все ли видят их?

– Да!

– Видим!

– Справные люди! Сразу видать!

На миг тишина и атаман продолжил:

– Будут к ним вопросы?

– Конечно!

– Само собой!

Вперед вышел один из бахмутцев, десятник Корнеев, здоровый кряжистый казачина с сильным волевым лицом. В прошлом сам беглый. Он посмотрел на бурлаков и спросил:

– Кто окромя Кузьмы Самойлова за вас поручился?

Такого вопроса ждали, он традиционный. Поэтому с ответом не промедлили:

– Тимофей Чуркин из Черкасска, Самсон Татаринов из Рыковской и Наливайко Иван из Аксайской.

– Кто знает этих казаков? – Корнеев оглянулся на бахмутцев.

– Тимофей мой односум, свой человек, – откликнулись из круга.

– С Наливайко на Азов ходили, храбрец.

– Татаринов с Рыковской мне кум.

– Добро, – Корнеев опять смотрит на бурлаков и снова вопрос: – Из каких мест будете и как на Дон пришли?

– С Петровского городка. На стройке работали, да невтерпеж стало, совсем нас замордовали. Ночью холопа царского побили и утекли, а после по Медведице до самого Дона спустились.

– Что умеете делать, кроме как лямку тянуть?

– Мы каменных дел мастера, – отозвались двое.

– Я зодчим был, – высказался третий.

– А я стрелецкий сын, – закончил четвертый.

Корнеев, молча, кивнул, вернулся в круг и снова слова атамана, который спросил бурлаков:

– Почему на понизовье не остались, а к нам пришли?

– С низовыми богатеями беда, совсем зажрались. Батрачь на них как проклятый, без роздыха. А коли в поход пошел, половину дувана отдай. Помыкались и к вам прислониться решили. Про бахмутцев люди хорошо говорят.

Недолгое молчание Кондрата, и обращение к кругу:

– Что скажете, браты?

– Берем!

– Справные казаки будут!

– Да!

– Согласны!

Рука вверх, выкрики стихают и приговор:

– Вы наши. Община за вас отвечает, но и вы ее не срамите. Дальше все от вас зависит. Покажете себя, будет вам дело, а нет, не обессудьте.

– Благодарствуем, атаманы-молодцы, – бурлаки кланяются в сторону казаков.

– Круг окончен!

Казаки, подобно воде, отхлынули с площади и разошлись по своим делам – лето зиму кормит. Бурлаков увел Корнеев, а я отправился к дому, но меня остановил отцовский окрик:

– Погодь.

– Да, батя? – я обернулся в сторону отца.

– Иди-ка сюда, поговорим всерьез.

За все дни, что я нахожусь в новом теле, толком поговорить с Булавиным не удавалось. Поэтому я заробел. Что если батя решит моим воспитанием заняться? Как быть? Хотя чего раньше времени на себя тоску нагонять. Посмотрим, что оно дальше будет.

Отец вошел в приказную избу, а я за ним следом. Прошли внутрь и оказались в просторной комнате. Окна раскрыты, светло. Немного пыльно, но в целом вполне рабочая обстановка. Два стола, табуреты, пара лавок, в углу печь, вот и все присутственное место. Никифор здесь раньше не бывал, так что все вокруг в новинку, и я в нерешительности остановился в центре комнаты.

Старший Булавин присел на табурет у стола, облокотился на него и кивнул на лавку рядом:

– Сядь.

Я присел, и мысли в голове помчались одна за другой:

«В чем дело? О чем отец со мной поговорить хочет? Может быть, почуял что-то, волчара степной? Нет, не должен. Глубокий вдох и спокойствие. Ты всего лишь тринадцатилетний паренек, так что излишней суеты не надо. Жди первого шага от родственника и тяни паузу».

Молчание. Кондрат разглядывал меня и улыбался, наверное, вспомнил что-то хорошее. Наконец, он спросил:

– Почему не сказал, что едва на реке не утонул?

– Когда? – попробовал я включить дурака.

– Десять дней назад.

– Было дело, в сети старой запутался. А рассказывать об этом причины не было. Все уладилось, жив и здоров. На реку просто так теперь не бегаю.

– Что-то ты не договариваешь, Никиша, и с того дня сильно изменился. Раньше все больше с ровесниками по улицам гонял, а теперь с оружием возишься, рассказы сторожей караульных по вечерам слушаешь, а помимо этого еще «Часослов» треплешь. Неспроста это. Если головой ударился или болеешь, лекаря искать станем. Говори без утайки, что на душе творится, а то отведаешь плетки отцовской.