Олег Федяев - Россия – сбывшиеся надежды. Император Александр IV

– Батюшка князь, послушай хоть ты меня, неразумную. Говорю, говорю всем, никто не слушает, все только отмахиваются. Здесь, в Царском Селе при Софийском соборе, недалече от него живет старец Сергий, святой человек и большой лечебной силы. Пусть посмотрит нашего Ангелочка. Хуже не будет. Заклинаю тебя, князюшка, поезжай, привези Сергия. Только ты, княже, другой уговорить старца не сможет. Непослушен он и горд…

– Стой, Аксинья, хватит, не части! Как найти, скажи, старца этого, Сергия?

– Как-как! Вон, господин Горошин пусть конвойного Прохорова с вами снарядит, которому Сергий сорванную спину вылечил. Тот знает…

– Хорошо, – оборвал великий князь словоохотливую няньку, – Горошин, плащ! И давай Прохорова ко мне. – Решительности Михаилу Николаевичу было не занимать.

3

Сходу вскочив на огромного вороного жеребца, Михаил Николаевич пришпорил, крутанул на месте горячего коня и бросил его в галоп. Следом на таких же вороных конях, пригнувшись к лукам и не обращая внимания на усилившиеся дождь и ветер, помчались четыре казака в бурках, наброшенных на черные черкески, и в черных же папахах. Именно эти сильные и ловкие прирождённые воины всегда сопровождали великого князя, куда бы он ни ехал, и следовали за ним с Кавказа в Санкт-Петербург и обратно. Вперед вырвался Прохоров в красной черкеске императорского конвоя на гнедом скакуне. Бурку подхватить он так и не успел.

Проскочив Софийский собор, маленькая кавалькада достигла небольшого бревенчатого дома, стоявшего на отшибе. Слетев с коня, Прохоров бросился к низкой двери под деревянным козырьком «домиком». За ним спешились остальные всадники и поспешили к дому. Долго барабанить в дверь Прохорову не пришлось. Она открылась, и на крыльце показался человек небольшого роста в монашеской рясе с седою непокрытой головой и такой же белой бородой.

– Извини, отец Сергий, – Прохоров почти кричал сквозь раскаты грома, – к тебе великий князь Михаил Николаевич с делом пожаловали. Дело оное важности необыкновенной.

На крыльцо уже вбегал великий князь. – Прими, отче, и выслушай.

Старец, не замечая остальных, молча посмотрел на князя большими глазами и, отодвинувшись в сторону от открытой двери, промолвил низким голосом:

– Проходите, Ваше Императорское Высочество. – Следуя за князем, обернулся к одетому не по погоде Прохорову. – И ты, Федор, заходи.

Казаки остались топтаться на крыльце.

Оставив мокрый плащ и фуражку в маленькой прихожей, наличие которой показалось князю странным, и войдя в горницу в три окна, Михаил Николаевич уже несказанно удивился и жилищу старца. Тепло. Очень чисто. Крашенный пол, обшитые деревом потолок и стены. Скудная простая, но добротная мебель. В углу узкая аккуратно прибранная кровать, в красном углу под иконой в великолепном окладе большой самодельный стол с грудой раскрытых книг, между окнами с опрятными занавесками высокий не самодельный шкаф, очевидно, с посудой и провизией. Напротив – стена с маленькой дверью, ведущей, наверное, в другую комнату. Повсюду от пола до потолка самодельные полки с книгами, журналами и подшивками газет. И еще печь с поленницей березовых дров, большая русская печь, в которой весело гудел огонь.

Скрывая удивление, великий князь присел на табурет у печи, еще раз огляделся, вздохнул и начал говорить, глядя в немигающие, казалось, отрешенные от всего сущего темные спокойные глаза, стоящего перед ним старца:

– Отче, у великого князя Александра Александровича тяжко заболел сын. Ему еще и годика нет. – Голос у Михаила Николаевича задрожал и совсем сел. Откашлявшись, продолжил. – Большая беда, старче. Медики говорят менингит. Мол, медицина бессильна.

– Наслышан я изрядно о болезни той, – после долгого молчания произнес старец, – и о том, как и чем болен младенец, мне порассказали.

– Так помоги же, отец! Помоги! Собирайся, едем во дворец.

– Нет, Ваше Императорское Высочество, не получится у меня.

Глаза старца, наполненные мукой, смотрели с болью на Михаила Николаевича.

– Старче! Теперь ты наша надежда единственная. Невинное существо погибает. Грех нам за бездействие, и души нашей спасения не будет.

Обычно спокойного, напрочь лишенного суетливости великого князя сейчас было не узнать. Но величие соединено было в князе с удивительной простотой и поражающей убедительностью, и это, наверное, проникло в сердце старца и зажгло потухший огонь в душе его.

– Что ж.., – помедлил с ответом старец, – сделаем так. Вы, Ваше Императорское Высочество, возвращайтесь и везите больного младенца сюда. С ним пусть будут мать с отцом, няня, конечно. Помогать мне будет. Других не надо. Мешать будут, да и места мало. А я тем временем буду готовить чем лечить. На другом не настаивайте и поспешите. Время дорого.