Любовь Сушко - Снежный король. Сны об Александре Блоке

– Ему хватит моего внимания и любви, у него столько любящих родственников, что не нужен никакой отец. Но я не могу позволить малышу пережить такое. Несмотря на молодость, она была уверена, что родится мальчик. Но Софье показалось, что ей известно что-то большее. И она отстранилась, потому что не хотела быть причастна к страшной тайне.

Что-то мелькнуло рядом, и вокруг воцарилась страшная тьма. Они обе вздрогнули. Рядом погасла свеча. Это казалось дурным знаком. Она поняла, что если любовь и жила в ее душе до сих пор, то теперь она исчезла. Такое уже было однажды в их Варшавском доме, когда в минуты просветления он играл, а она стояла около рояля, и они казались любящей парой.

Тогда свеча упала на рояль от ее неловкого движения и тоже погасла. Она пронзительно воскликнула. Он резко перестал играть и не разговаривал с ней еще несколько дней, она ходила по дому, словно бы совершила какое-то преступление. Но это была только свеча. Впрочем, в его облике в те дни было что-то даже не демоническое, а дьявольское.

№№№№№

В отцовском доме она снова могла спокойно спать, читать книги. Ей не о чем не нужно было заботиться, за ней ухаживали служанки, предупреждая любое желание. Исчезла тоска, не было больше обреченности.

«Бойся своих желаний. Они сбываются, – думала в тот момент Алекс. И на самом деле, он появлялся еще несколько раз. Мрачный и растерянный, он поджидал ее на улице. Двери профессорского дома были для него закрыты. Он понимал, что после всего, что случилось, второй попытки у него не будет. Она ничего не поняла и была заодно со своими родственниками.

Она взглянула на него и молча отправилась прочь. Возможно, в глубине души она еще и любила его. Но никогда больше она не окажется вместе с ним. Профессор снова повторил, что он ему не нужен.

Ночью ей снилась захудалая Варшава, но она могла возвращаться только во сне. Ее терзала чужая речь. Но она не понимала больше слов. Ее любовь исчезла, а казалась она такой огромной.

– Только смерть разлучит нас, – повторяла она слова клятвы, которая больше не играла никакой роли. Она ощущала себя предательницей, но никакая сила не заставила бы ее туда теперь отправиться. Она вспомнила, как могла разрыдаться по любому поводу, и от слез ее он приходил в еще большую ярость. Но она больше не умела смеяться, вот беда.

В доме отца те кошмары понемногу забывались. Она становилась прежней. И только ребенок должен был изменить и этот мир. Она с восторгом и трепетом ждала его появления. Об этом говорили и все вокруг.

А потом она думала о том, как он стал исчезать по ночам в последние дни, когда они еще были вместе. И это доставило ей неожиданно радость. Она молила бога о том, чтобы это случалось как можно чаще. И поняла тогда, что это и есть конец всему в их мире.

Она знала, что ни одному мужчине больше не позволит так поступать со своей жизнью.

В последний раз она видела Демона из окна собственного дома, он только мельком взглянул на нее. Здесь он больше не казался ей ни красивым, ни страшным, скорее бессловесным и бессильным был. Это был «Демон поверженный». Таким его и изобразит в начале нового века художник, но до тех времен надо еще дожить.

В тот момент она понимала, что разлюбила его, но возможно не любила никогда. Иногда среди ночи она просыпалась и никак не могла понять, где находится. И она знала только одно – то, что его больше не было рядом.

№№№№№

Чаще всего она говорила с Софии. Долго и подробно она рассказывала о том, как все было у нее в Польше. Но сестра чувствовала, что на самом деле все было еще страшнее. Но она говорила, что страдания меняют человека к лучшему. Это должно стать для нее предупреждением о том, что нельзя так безрассудно кидаться в омут. Но потом они говорили о том, как хорошо, что у нее есть усадьба, дом, отец, всегда есть место, куда можно вернуться.

А потом Алекс узнала, что Демона больше нет в городе. Он растворился где-то в неизвестности. Тогда она успокоилась окончательно. Но она боялась только того, что он постарается ее возвратить после того, как родится ребенок.

Но со временем она убедилась, что ничего он такого предпринимать не стал. И надо было забыть, если такое вообще можно забыть когда-нибудь.

Минутное увлечение, восторг завершилось по-настоящему жутким страданием. Но жизнь продолжалась и после. Долгие часы она проводила с бабушкой. И они переносились во времена Пушкина. Как странно ей было слышать все те истории, но слушала она с упоением. Она дивилась и тому, насколько ее рассказы отличались от всех остальных повествований о нем.