Ольга Чигиринская: Ваше благородие

Боже ж ты мой! Да я никогда не видел этой России, я от нее ничего, кроме неприятностей, не имел, и плевал я с Южной седловины Эвереста на все эти березки, все эти златоглавые москвы и державные царь-пушки!

Но ах, какую злую шутку играет с Артемом его интеллект, капризный вампир, требующий только самой лучшей пищи! Понимаете ли, друзья, эту пищу, ни с чем не сравнимую по интенсивности пряного вкуса — ее производит только Советский Союз. Кто один раз ее вкусил — навек отравился…

Началось все шестнадцать лет назад, когда искал поживы своим ненасытным мальчишеским мозгам, задавал вопросы и рыскал за ответами, и случайно было прочитано без ссылки на автора: «А в Крыму теплынь, в море сельди, и миндаль, небось, подоспел, а тут по наледи курвы-нелюди двух зэка ведут на расстрел…» Не лучшее, как он понял потом, но попало в момент поиска, цепануло за нервы, поддело и поволокло, и три месяца у всех подряд выспрашивал, цитируя по памяти — кто? «Литератор» Николай Исакиевич, сахарной рафинированности интеллигент, даже содрогнулся, услышав от гимназиста Верещагина слова «курвы» и «зэка». «Знаете, Артем, я ведь н-не большой специалист в советской литературе… Н-но это не Бродский, н-нет, не Бродский… Возьмите в библиотеке „Архипелаг ГУЛАГ“, м-может, это оттуда…» Большое вам спасибо и низкий поклон, Николай Исакиевич! Совет был неверный в частности, но верный в общем. Артем Верещагин нашел в пластах советской культуры ответы, которые искал, и нашел очередные вопросы, порожденные этими ответами… Можно удивиться тому, что крымского подростка в свое время задели за живое слова про двух зэка, ведомых на расстрел, тем более, что в его возрасте большинство ребят интересовалось преимущественно футболом и «Битлами». Но у подростка были свои причины откапывать повапленный гроб советской истории, и к этим причинам мы еще вернемся.

…Выяснилось, что это огромная, донельзя серая страна, что ее прошлое кошмарно, настоящее — гнусно, а будущее — туманно, что ее официальное искусство имеет те же самые диплодоковы формы. НО! — попутно выяснилось, что на жерновах тоталитаризма оттачиваются клинки поразительно ясного металла, острые и изящные. Слепяще яркие — особенно в сравнении с окружающей мутью. Эти клинки разили наповал.

На конец шестидесятых пришлось начало культурного обмена. Фильмы и книги прямо хлынули из Советского Союза, причем, учитывая требования рынка, уровень их был вполне приличным. В Госкомиздате не дураки сидели, а на твердую крымскую валюту покупали сахар и табак у друга Фиделя. Стругацки-бум, Семенов-бум, Аксенов-бум, — волны прокатывались над Островом, миллионы сыпались в бездонные карманы Советской родины, кусок отрезали и творцам: ладно, подавитесь.

Но кое-что шло из Союза не по каналам Госкомиздата. Кое-что провозилось в двойных стенках чемоданов и — микрофильмами — в туристских фотоаппаратах.

Варламов. Солженицын. Гинзбург. Синявский.

Хотелось не просто читать, слушать и смотреть. Хотелось понять. Повторимся — на то была личная причина.

Иногда ему казалось, что он понял. Иногда — что не поймет никогда.

Идея Общей Судьбы стала его проклятием два года назад. По большому счету, на Острове существовала одна умная газета — лучниковский «Русский Курьер». Мимо нее нельзя было пройти никак: а что читать? Таблоиды? «Южный Берег»? «Русский артиллерист»? Всякий, у кого в голове были мозги, читал «Курьер». В этом была даже некоторая фронда, особенно для офицера. Потом фронда вошла в моду, а Идея Общей Судьбы — в силу. Сволочь прекраснодушная, скрипел зубами Арт, открывая страничку с очередной колонкой редактора, ты хоть понимаешь, что ты делаешь?

Сволочь, похоже, отлично понимала. В отличие от миллионов других — не сволочей, напротив, отличных ребят, девушек, мужчин, женщин… То есть, сволочь хотела, чтобы понимали и они. Сволочь норовила рассказать об СССР самую черную, самую неприглядную правду — достигая совершенно обратного результата. С этим уже ничего не поделаешь, констатировал Верещагин, слыша, как обсуждается среди офицеров последний чемпионат мира по хоккею: «НАШИ показали, что Лига — просто американский междусобойчик. По гамбургскому счету НАШИ сильнее…» Это уже национальный психоз, наподобие фашистского движения или исламской революции в Иране.