Валерий Ковалёв - Рукопись из Тибета

Я по воздуху грустно поплыл за ним, что было естественно много легче.

Ближе к вечеру Хо, бормоча мантры, добрался к нашей последней стоянке, осмотрелся и, увидев мое тело на снегу, издал возглас удивления.

Затем бросился к нему, надеясь отыскать искру жизни. Та, естественно, отсутствовала.

Несколько минут он посидел рядом, в глубоком раздумье, далее взял тело на руки и, кряхтя, внес в пещеру. Положил его перед древним животным, извлек из кармана два файера, укрепил в трещинах и поджог. Все озарилось ярким светом.

Далее, освободив труп от рюкзака и сняв свой, отодвинул их в сторону, взял ледоруб, попробовав ногтем жало, и в течение часа выдолбил во льду рядом с мамонтом, что-то вроде саркофага.

Потом, связав платком руки на груди, осторожно поместил туда останки (сверху на лицо Увааты упала первая капля) и погрузился в нирвану, что-то бормоча и вздыхая.

— Добрая душа, — незримо прослезился я, повиснув рядом.

Спустя некоторое время монах вышел из пещеры и (живому — живое) занялся хозяйственными делами.

У входа зашипела спиртовка с банкой концентратов на ней, а Хо, усевшись на камень, стал разбирать мой рюкзак с вещами.

Весь шоколад он переложил в свой, а потом наткнулся на дневник в кожаном переплете, начав его листать. С первого листа до конца записей.

— Ты описывал наше восхождение Учитель, — оглянулся назад. — На непонятном языке. Я дополню твой последний день в этом мире на тибетском. Вынул из петельки ручку.

Вскоре под моей конечной записью возникли столбики иероглифов. Под ними Хо поставил время и дату: полдень тринадцатого дня пятого месяца, год Металлического дракона.

После чего вернул ручку на место, закрыл дневник и сунул в карман своего рюкзака. Застегнув клапан.

Далее отужинав, монах уселся в кармической позе на пороге пещеры, над которой в небе висела желтая луна, погрузившись в медитацию.

Я попытался тоже это сделать, но не сумел. Не иначе для сеанса требовалось тело.

Потом мою бедную душу сморил сон (сказалось нервное потрясение), а когда снаружи забрезжил рассвет и она, вся заиндевев, проснулась, Хо в пещере не было.

— Бр-р-р, — встряхнулся я на своем вещмешке, а потом услышал со стороны обрыва звон железа. Тибетец приступил к спуску.

Я с трудом взлетел вверх (душа отсырела) и поплыл к своей могиле. За ночь тело покрылось оболочкой льда, став напоминать мумию.

— Ну что же, прощай лама Уваата, — беззвучно сказали губы. — Ты навсегда остаешься здесь. А я вскоре отправлюсь к Творцу. Не иначе на страшный суд. Он что-то здорово рассердился.

Далее, заклубившись в воздухе, душа выплыла на свет и спланировала по вертикале к висящему на стропе Хо, защелкивающему карабин на нисходящей опоре.

Спускался он в два раза быстрее, чем мы карабкались вверх. Изящно и красиво.

Каждые пятнадцать минут отдыхал на выступах, а затем продолжал снова.

К полудню вторых суток мы были у подошвы.

Там тибетец, вознес благодарность Богам, подарившим ему возвращение на землю, после чего, немного отдохнув, зашагал в сторону древней обители.

Когда он сообщил отшельникам о случившемся, те восприняли известие как должное.

— Гуру Уваата удостоен великой милости, — торжественно изрек старший. — Скоро он предстанет перед Создателем, и тот воздаст ему по заслугам.

«А потом догонит и еще воздаст» — горько подумал я с долей иронии.

— Ваши люди здесь были два солнца назад, — продолжил второй. — Доставив нам все необходимое.

— Святой был человек, лама Уваата — вздохнул старший брат. — Помолимся за него. И все трое вознесли небу молитвы.

На следующее утро Хо добрался к стоянке вертолета, где сообщил ту же весть. И я снова услышал о себе добрые слова. Что было приятно.

Далее живые устроили на берегу небольшую тризну, после чего мы все вылетели в Лхасу. Где из дворца Панчен — Ламе была отправлена соответствующая телеграмма.

Весть о моей кончине тут же облетела Тибет и вскоре достигла Пекина, но что было потом, я не увидел.

Поскольку плыл в просторах Космоса, готовясь встретиться с НИМ. Однако на середине пути что-то изменилось.

Душа почувствовала притяжение Земли, полет замедлился, и она застыла в невесомости. Это длилось один миг, а затем со скоростью метеора я понесся вниз. Звездой прочертил небосвод и исчез. Блеснув вспышкой.

…В уши лилось пение птиц, какие-то крики, я чихнул и размежил веки.

Застилавший глаза туман исчез, передо мной открылась песчаная коса, а за ней до боли знакомая река, с перевитыми лианами деревьями на другом берегу. В кронах которых прыгали и резвились обезьяны.