Тем временем Олег начал подал первые признаки жизни и уже начал приходить в себя «Горилл — Михаил». Мне стало стыдно, что я, забыв о них — людях, и начал в первую очередь рассматривать Зверя и тумбу, даже не проверив, живы ли они. Возможно, им требовалась моя помощь. Какую же помощь я бы смог оказать им? Разве что похоронить. Я не умел и не мог лечить больных, а если бы и мог то чем лечить? Встав, я, шустро подбежал к месту, где они лежали. Помог, подняться Олегу, а потом окончательно привел в чувство и Михаила. Поинтересовался у них об их самочувствии. Нужна ли им посторонняя помощь, или справиться самостоятельно.
— Да нет, кажется у нас все нормально, — ответил за двоих Олег, — только очень голова болит. Где же это существо что нас так лихо оприходовало? — заинтересовался Олег, обводя помещение еще мутным взглядом.
Я, молча, указал на труп, и мы вместе подошли ближе. Михаил тихо присвистнул.
— Неплохие зубки, у зверя, акулы отдыхают. А ты брат здоров, такого зверя свалил. — Он восхищенный ударил меня по плечу. От этого толчка я чуть не упал прямо на труп, но вовремя схватился за Олега.
— Осторожнее, Михаил, а то так и убить ненароком можно.
— Ребята у нас появилась еда! Вот теперь и узнаем, съедобны ли здешние звери, или может быть легче самим удавиться, чем от голода умирать.
Молча, кивнув, Михаил взял тело Зверя, и мы пошли обратно к ребятам.
Пока мы шли, я все время размышлял, почему в этом месте есть освещение, а в коридоре, что ведет, с поверхности до нашего лагеря нет? Было много вопросов, вот только с ответами на них у меня туговато было. Мы без приключений дошли до стоянки. Девушки побледнели, увидев зверя, даже одна слабонервная особа в обморок упала, а парни так себе ничего молодцами держатся. Коллективно решили — Зверя свежевать. Я отказался участвовать в этом. Воды нет, и не чем будет отмыться, от крови животного. Сев в сторонке у стены я позвал Олега и Михаила, потом, подумав, позвал еще и Олю.
Я им почти обо всем рассказал, что со мной произошло. Умолчал, правда, про все, что касалось моей эмоции Ярости. Сказал, что раны получил случайно. Посетовал, на то, что майка и штаны запачканы кровью, но зато это спасло наши жизни. Я показал пластинку, которую нашел в тумбочке, рассказал им, как смог ее открыть. После этого у ребят завязался спор. Послушав полемику, я стал более внимательно рассматривать эту пластинку. Проспорили они почти час, но так и не пришли к общему решению. Мы все же решили попробовать все, то, что удалось приготовить остальным ребятам из тушки несчастного Зверя.
Оказалось, что каждый из группы более или менее умел свежевать дичь, ну кроме меня родного. Я и в походы почти не ходил в отличие от остальных. Мясо пришлось все, же есть сырым. На огне от зажигалки его не приготовишь, а костер здесь соорудить можно было только из камней. Каждый взял по небольшому кусочку сырого мяса, и мы принялись его жевать. На вкус это было, примерно как сырое мясо с добавкой то-ли железной стружки, то-ли каменной крошки. Вкус мерзкий, а зубы жалко, того и смотри, сломаешь. Я стойко жевал этот кусочек минут двадцать и только после этого взял следующий кусок. Я понимал, что сил мне взять больше не откуда, как только вот из этой пищи. Моя последняя вспышка Ярости отняла у меня достаточно много энергии, а восполнить мне ее было неоткуда. Прожевав четвертый кусочек, я понял, что этого мне хватит. Иначе я рисковал вывихнуть челюсти или потерять в неравной борьбе мои последние зубы, слишком жестким оказалось мясо.
Однако мне стало интересно, чем же они свежевали и нарезали «собаченцию», и я спросил, у девушки, что сидела ближе всех:
— Чем вы мясо то разрезали?
Она похлопала глазами и, посмотрела на меня, как на идиота, и ответила:
— Ножом. Чем же еще?
Мне стало очень интересно, но слегка тоскливо. Злости у меня не было. Вспышка ярости полностью исчерпала мои эмоциональные запасы на ближайшее время. Реакция оказалось, не такой, какая могла быть. Мы выходит, пошли в разведку с пустыми руками! А у кого-то из этих ребят, оказывается, есть нож и они его нам не предложили. Подойдя к Олегу, я и спросил:
— Ты знал, что у ребят есть нож? — Он непонимающе на меня посмотрел и переспросил:
— Нож? Откуда тут нож? Все наши вещи остались там наверху в разгромленном лагере.
Теперь была моя очередь смотреть на него свысока, как на ребенка. И этой возможностью я полностью воспользовался. Эти все мои кривляния помогали мне быстрее выйти из апатии охватившей меня. Сказалась все-таки эмоциональная перегрузка.
Читать дальше