Михаил Ахманов - «Ворон»

— Грамота славному маркизу де Серра, капитану и морскому начальнику, от его величества Петра Алексеевича, — молвил Михайло с торжественным видом и протянул Серову верхний пакет. Потом не выдержал, расплылся в улыбке и быстро, горячо затараторил: — Вот и я, благодетель мой, вот и я! Прибыл в ночь, загнавши кобылу, а что припоздал, так извини — государь наш скор в делах, а дьяки его — пьянчуги, мздоимцы и тягомотники! Пока патенты написали, пока царю отнесли, чтоб руку приложил, да припечатали печатями — улетели месяц с неделею. Опять же дорога… Путь-то какой, прости Господи! Через десять стран, через сотню рек, а о горах и вспомнить не хочу, до того противно!

— Долгий путь, — согласился Серов, вспоминая, что через три столетия от Москвы до Генуи лету будет три часа. Затем он обнял Михаилу, принял царское послание и сломал печати. Затейливые буквицы — будто не по-русски писано — прыгали перед глазами, складывались в слова и фразы, и хоть язык был странен и витиеват, смысл письма дошел до Серова. Сложив с почтением бумагу, он промолвил:

— Милостив наш государь. В морскую службу меня принимает и жалует капитаном, если с фрегатом приду, а если с двумя кораблями, так сразу адмиралом. И пишет еще ко всем монархам, изводящим состоять с ним в дружбе, чтобы препятствий мне не чинили, а, обратно, давали провиант, канаты, парусину и пороховое зелье, ежели будет в том нужда. А еще пишет, что если не промедлю я, ударю на шведа в балтийских водах и будет мне в той баталии фортуна, то это знатно, и встретят меня на Неве под фейерверк и гром орудий.

— Надо же! Честь-то какая! — восхитился Михайло и начал выкладывать из сумки другие бумаги с сургучными печатями. — Вот, прими остальное, батюшка мой Андрей Юрьич… Вот патенты для ближних твоих людишек, кого поставишь в офицеры… вот каперская грамота и договор о царской доле с взятых в битве кораблей… корабль, значит, с пленными — его величеству, а груз — тебе… А вот подарки от государя — сделанный им самолично пистоль, а еще…

— Погоди, Михайло, — прервал его Серов. — Скажи-ка мне, братец, как в Геную добрался? Благополучен ли ты, здоров ли? И что на тебе за мундир?

— Здоров, милостивец мой, токмо голова кругом идет с устатку. Непременно выпить надо! А что до мундира, — Паршин с гордостью выпятил грудь, — так нынче я майор! И царским повелением буду при тебе. А службу какую служить, ты мне сам назначишь.

— Добро. Теперь давай царские подарки. Паршин выложил пистолет с кремневым замком и рукоятью из дуба, затем появился белый шелк, целая груда, плотно сложенная и перевязанная вервием.

— Вот! Царь жалует тебе и всем офицерам!

— Что такое? — спросил Серов, придя в недоумение.

— Шейный плат, по-иноземному — шарф. Государева воля такая, чтобы морские высшие чины вязали белый плат на шею, дабы имелось у них отличие от чинов армейских [106] Существует легенда (возможно, реальный случай), как и почему Петр даровал белые шарфы офицерам российского флота. В одной из схваток со шведами царь был ранен, и случившийся рядом морской офицер дал ему белый платок, чтобы перевязать рану. В память об этом событии Петр повелел, чтобы флотские офицеры носили отныне белые шарфы. .

— Повяжем, отчего не повязать, — кивнул Серов. — Все, что ли, Михайло?

— Еще вот это, батюшка мой.

Он достал из сумки еще один тканевый сверток, но это были не шарфы. Огромное трехцветное полотнище развернулось во всю ширину и длину; Паршин держал его на вытянутых вверх руках, нижний край касался пола, и яркие цвета, белый, синий, красный, сияли как снег, как море, как солнце в час заката.

— Флаг, — выдохнул Серов, — флаг… [107] Напоминаю читателям, что первый морской российский флаг, учрежденный в 1699 г., был трехцветным. Андреевский стяг, синий крест на белом фоне, появился только в 1712 г.

Сделав шаг к Паршину, он коснулся полотнища пальцами, затем потянул ткань к себе. Флаг, будто признав хозяина, окутал его плечи, доверчиво прильнул к груди; синяя полоса пришлась у сердца, красная и белая трепетали в ладонях. «Вот и дождался, — думал Серов, поглаживая свое новое знамя. — Дождался! Будет что поднять на мачте, если встретим шведа, и будет салют из всех орудий, будут дым и грохот, и свист тяжелых ядер, и полетит этот стяг над морями, над волнами, знаком победы. Даст Бог, и под другим еще поплаваю, под синим андреевским крестом!»

— Спасибо, Михайло, — он кивнул Паршину, — этот подарок самый дорогой. Спасибо, что довез в целости.