Владимир Перемолотов - Звездолет «Иосиф Сталин»

Учитывая недавние события, связанные с Советской научно– исследовательской станцией «Знамя Революции» Советское Правительство готово предпринять все меры для обеспечения безопасности, используя для этого мобильные аэро-космические подразделения Красной Армии.

Советское Правительство выражает надежду, что его действия будут с пониманием приняты всем мировым сообществом…»

– Ну и где тут «про нас»? – с улыбкой произнес профессор. – Пока только про наши дела.

– Читайте. Читайте… Ниже.

«В связи с этим Советское Правительство постановило наградить орденами и Почетными грамотами группу ученых и технических сотрудников, принявших непосредственное участие в разработке, строительстве и испытании орбитальных станций.

Орденом Трудового Красного Знамени награждается….»

Апполинарий Петрович опустил руки и медленно откинулся в кресло. Мягкая плюшевая спинка со вздохом приняла в себя спину врача. Владимир Валентинович, увидев, как в один миг по лицу доктора пробежала целая гамма чувств – от осознания радости собственной правоты до горького сожаления о её последствиях, в секунду охрипшим голосом спросил:

– Что?

Стало так тихо, что сквозь пол и закрытые стены в номер пробился какой-то опереточный мотивчик. Французы гуляли, спеша урвать свою долю счастья перед маячившей в дверях войной.

– Плохо, Владимир Валентинович. Все плохо. Вы теперь ходячая адская машина.

– Что? – повторил профессор. – Объясните, наконец, толком…

– Они – таки добрались до вас.

– Как?

Профессор хотел сдержаться, но у него не получилось. Голос невольно дрогнул. Доктор вместо ответа пожал плечами.

– Видимо в цирке и по дороге туда.

– Это приговор?

– Да… Почти.

Владимир Валентинович ухватился за это «почти» как за соломину, но врач и её вырвал из профессорских рук.

– Единственно, что я мог сделать… И сделал! Ослабил действие внушения.

Господин Кравченко, ухватившись за голову, стиснул её, словно хотел то ли оторвать, то ли напротив, прижать покрепче, чтоб не потерялась. То, что он испытывал, было сродни страху смерти. Владимир Валентинович помнил, что значит обрести себя, но это значило и то, что он помнил, что значит потерять себя, потерять свои мысли, свою индивидуальность, своё «я».

Врач содрогнулся, представив себе глубину и черноту мыслей товарища.

– Ничего, ничего, профессор! Все не так страшно. Через какое-то время вы вновь из профессора Вохербрума станете профессором Кравченко. Из немца – русским.

– Через какое время? – так и не отпустив голову спросил профессор. Доктор вновь пожал плечами. Профессор не увидел – почувствовал ответ.

– А совсем снять это?…

– Нет. Не смогу. С их стороны с вами работал очень сильный специалист. Опасно…

Профессор ухватил доктора за рукав.

– Попробуйте, доктор! Рискните!

– Нет! – неожиданно твердо ответил врач. – Это может свести вас с ума. Нет! Риск слишком велик!

Он машинально перехватил ладонь профессора и, поглаживая её, заговорил:

– Я не знаю, когда начнет действовать их внушение, но вам нечего опасаться. Мы дождемся князя и завтра же утром уедем из Парижа. Мы, вы, я, князь, наши друзья вместе переживем эту неприятность. Нам нужно только дождаться утра….