В. Бирюк: Не-Русь

— Здорово. Ты, эта… ты ж смоленский боярич? «Немой душегубец»? А дай-ка ты мне ту корчажку. Много ныне в войске страдальцев от болей мучаются.

— Отдам. Но сперва ты всех моих… обработаешь.

Вот и возимся. Кроме резанных, рубленых, колотых — много переломов, тяжёлых ушибов, сотрясений, вывихов. Дробящее оружие — булавы, кистени — вполне в ходу, а доспехи — «полного удара» не гасят, только ослабляют.

Кто-то у соседей трофеями хвастает. В крепостице не всё погорело, по берегу много чего осталось, там, где «белых булгар» к обрыву прижали да вырубили — тоже кое-какой хабар воины взяли. Но так-то… Я большего ожидал.

Резан объяснил:

— Настоящая добыча — когда мирных вятших в их домах режешь. Там-то и полон, и скот, и хабар годный. А здесь-то что? Воинская справа. Ну, набрал ты пяток топоров этой мордвы. И куда их? До дому на своей горбине волочь? Полон… мужики. Воины. Мы ж дальше в их земли пойдём — будут соображать, как бы сбежать да подлянку устроить. Кони… их и было-то… и те — княжие забрали.

Насчёт «на горбине» — слышал как-то случай. Красная Армия Польшу освобождала. Боец сыскал где-то швейную машинку, «зингер». Это ж такая по тем временам ценность! Таскал её постоянно на спине. Сходили где-то в Силезии в атаку. А его нет. Пошли искать. На том месте, где под вражеский огонь попали — нету. Нашли в стороне, на поле: бежал да об канавку споткнулся. «Зингер» бойца и огрел по затылку. Наповал. Череп раскроил.

Постепенно берег очищался от мусора, от мертвых мордвы и мари, от брошенного ими оружия и снаряжения. Периодически прискакивали княжие сеунчеи — на верху, по склону и на «полчище», тоже шла уборка — требовали людей.

Я просто посылал. Которые сильно приставали — обращал внимание на наш лазарет и предлагал свободное место.

Наша хоругвь — из самых пострадавших. Но — не самая. У мещеряков один отряд на «Гребешке» полностью вырезали. Две суздальских хоругви под удар вражеской конницы серьёзно попали — там тоже… Общие потери? — С полтысячи. Сотня — убитых, сотня — умрёт в три дня. От заражения крови — быстрее, от гангрены — позже. Ещё сотни две… Переломы конечностей, например, срастаются неделями. И ещё с сотню — конвой к полону.

Но общая численность армии… скорее — увеличилась: присоединился Волжский отряд, сотен пять-шесть. У Боголюбского — войско как и было, у Ибрагима — вдребезги. Можно радоваться. Вот и ещё паренёк захрипел, задёргался. Вытянулся. Как же его звали? Что в поминальник-то вписывать…?

Солнце уже перевалило к закату, я сидел в одних подштанниках у костерка, присматривал за кулешом. Нашего кашевара… вряд ли до утра доживёт. Хороший парень. Но… как я. В смысле: храбрец. Факеншит! Полез в драку вместе с земляками-ярославцами. Теперь выживших кормить некому. Сколько ж на такую… манерку соли сыпать? У паренька правильно получалось, а вот теперь… А, «недосол — на столе, пересол — на горбе» — не буду солить вовсе!

Мимо по пляжу прогнали толпу пленных. Виноват: здесь говорят «полон». Рабы, челядь. Будут. Почти все битые, раненые. Целых лиц и не видать. Отгонят к нашей вчерашней стоянке. Забьют там в барку и потянут лодейкой вверх. На продажу «гречникам». Здесь таких оставлять нельзя. «Здесь» — в Окско-Волжском бассейне. Очухаются, найдут лодочку да и уйдут вниз по речкам.

Сквозь блеск опускавшегося солнца на речной глади проступали ползающие туда-сюда лодейки. Вот и ещё одна неторопливо идёт близко вдоль берега. Мужички в лодке внимательно выглядывают что-то на берегу. Сегодня таких «искателей» много: нестроевые частью оставались в верхнем лагере, теперь пытаются найти своих, побывавших в бою, здесь на пляже.

Лодка подошла к берегу, люди в ней расспрашивали какого-то мужичка, стиравшего в Оке окровавленные тряпки. Тот мотнул головой в нашу сторону. Его собеседники, плохо различимые в солнечных бликах на воде, развернулись лицами к нашему «петуху с лошадиным хвостом».

Один из отроков, сидевших на носу лодки, вдруг поднялся, шагнул вперёд, прямо в воду, истошно завизжал и, срывая на бегу шапку, кинулся ко мне.

А я… я… я офигел и захлебнулся.

Захлебнулся собственной душой.

Чуть не помер. От реальности невозможного.

Этого не может быть… Но вот оно есть!

Хорошо, что я сразу предпринял меры безопасности: выпрямился и отодвинулся от костра с кипящим котлом на пару шагов в сторону.

Отрок, отшвырнув в сторону шапку и сдёрнутую вместе с ней бандану, отчего русая коса на голове развернулась, рухнула во всю длину и мотнулась из стороны в сторону, радостно визжа, метнулся мне на грудь.