Александр Воронцов - Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева. Книга третья

Вот так и целые народы, сотни тысяч людей не умеют ценить то, что у них было. Страну, правителей своих, политический строй, экономическое положение. Был СССР – ругали, мол, нет свободы. А как на смену развитому социализму пришел недоразвитый капитализм – так те же люди, которые ругали советский строй, поняли, как им хорошо жилось раньше. А все, поезд ушел, страны нет, бесплатные пирожные закончились…

Или совсем уже свежие примеры, когда сами люди разрушают свою страну, а построить новую не могут… И сами же на себя потом и злятся…

Впрочем, таких примеров не так уж много.

Пока не так уж много…

К своему телу Макс привык не так быстро, как хотелось бы. Точнее, к своему старому телу. Увы, это к хорошему быстро привыкаешь. А когда тело уже таскаешь 53 годочка, да еще попадаешь с ним регулярно во всякие передряги – типа войны или военного переворота, то тело это, так сказать, немного портится. Поэтому свое уже потасканное тело Максим примерял на себя несколько дольше, нежели свое же тело, но 11-летнего пионера – в 1976 году. Куда угодил совершенно случайно в результате артобстрела под Авдеевкой, 17-го сентября 2016 года.

Тогда, после попадания в 1976 год, он быстро привык и к своему малому весу, и к удивительной легкости во всем теле, и к постоянной жажде активности. Действительно, тогда молодой организм все время рос, ему хотелось бегать и прыгать, энергия в нем бурлила и кипела. А что сейчас?

А сейчас снова пятьдесят три. И перспектив никаких…

То есть, снова 53-летний Максим Викторович Зверев, бывший журналист, а ныне – сержант армии ДНР, командир диверсионно-разведывательной группы «Стикс», лежит в госпитале после тяжелой контузии. И снова с ним его тело, его ранения, его травмы и все тот же его бесценный боевой опыт. Но – уже без молодого, точнее, юного мальчишеского организма. И, конечно же, снова с ним его время. Ну, то есть, не его прошлое, не его будущее, а его настоящее.

Хотя очень быстро Макс убедился, что его прошлое настоящее было все же немного другим, нежели нынешнее.

В первый же день после того, как Зверь очнулся в госпитале и почему-то не в Донецке или где-то рядом, а во Львове, он отметил одну странность – его старое тело немного изменилось. Стало другим. С одной стороны, понятно – попал под обстрел. Этот факт обычно сильно меняет человеческие тела. Вот и у него на голове появилась вмятина, которой раньше не было. Только вмятина эта была не свежая, а очень и очень давнишняя. Как будто бы он заработал по голове еще в далеком детстве.

Максим напряг память и вспомнил, что такой случай действительно имел место быть. Но в его, так сказать, новом детстве. Не в том, которое у него было до его «попаданства», а в том, которое пошло по новому пути – когда взрослый Максим Зверев внезапно оказался в теле пионера Максима Зверева.

«Получается, когда я пришел в себя – ну, мое сознание внезапно проснулось в моем детском теле, то история моей жизни начала писаться как-бы заново?» – спросил себя Макс.

Но ответа пока не нашел.

Хотя эту теорию подтверждали и некоторые другие детали. Например, пропали шрамы на его «старом», «допопаданском» теле – от пулевого ранения в грудь и от ножевого – в области спины. Не болели колени после старой травмы. Не было шрама над правой бровью от рассечения, которое заработал на одном из чемпионатов Украины по самбо. Зато был шрам над левой бровью.

«От того самого камня, после удара, которым и произошла рокировка сознания старого Зверева на нового. Точнее, нового на старого. Тьфу ты, общем, после этого удара я и попал в самого себя, только маленького!» – Зверь уже сам запутался, где следствие, а где причина.

Но самое главное – не его старое-новое тело. Самое главное – его настоящее оказалось вовсе не его. Точнее, не совсем таким, которое он покинул в момент артобстрела под Авдеевкой…

…Сознание возвращалось медленно. Даже, можно сказать, плавно. Точнее, постепенно. Вначале появился свет – как будто он, Максим Зверев, пытается сквозь сомкнутые веки подсматривать за окружающими. Через ресницы. То есть, видеть может – но не хочет. Потом появились звуки. Какие-то обрывки разговоров, какая-то музыка. Причем, ему показалось, что говорят на польском языке. Он даже не удивился этому, просто воспринял эту информацию, как должное. А уже потом появилось ощущение собственного тела. Точнее, ощущения. И они, эти ощущения совершенно его не радовали. Потому что были они совершенно иными, нежели тогда, в 1976 году, когда он внезапно пришел в себя.