Роман Злотников - Таматарха. В кольце врагов

Не потому ли оно неизменно волнующее, это таинство? Разве что порой очень легко перейти грань между любовью и похотью – например, когда стремишься лишь к собственному наслаждению несмотря ни на что. Но ведь в близости, как и в других формах отношений, нельзя забывать о родном человеке, о его интересах, о его желаниях, о его воле, наконец… Иногда жена так устает с ребенком, что ей не хватает сил ни на что – порой я из-за этого обижался, а потом понял, что можно и нужно перетерпеть. Если лишний раз отказаться от близости, то в следующий раз она будет более яркой и принесет большее удовольствие обоим, и это лучше, чем против воли брать жену, а после чувствовать лишь горечь и досаду.

Мстислав – иногда я гордо называю сына полным именем – вновь заворочался в подвешенной к потолку люльке, заставив меня задержать дыхание. Нет-нет, я нисколько не боюсь, просто… Просто пускай наевшийся маминого молока малыш покамест еще поспит, дав Дали пару лишних часов сна.

Дали… Я уже давно не называю возлюбленную Диларой, на половецкий манер, но и крестильное имя Любовь не прижилось – хотя иногда в мыслях я величаю ее Любавой. Но все же чаще именую сокращенно, как привык звать еще до венчания…

Как же давно это было! Чуть больше года… А сколько событий случилось после?! Взять хоть тот пир, когда катепан попытался нас отравить!

Что-то не спится – видно, разгоряченный поединком с Артаром, а после бурно отметив победу с женой, я на время отогнал сон. Ну и ладно, в конце концов, коли воспоминания лезут в голову, почему бы не перебрать их? Вот, например, я как сейчас вижу: катепан направляется к нам с князем, сжимая в руках братину с отравленным вином…

Август 1066 г. от Рождества Христова

Тмутаракань, столица княжества.

Дворец Ростислава Владимировича

Когда катепан сделал первый шаг к княжескому столу, я невольно оцепенел. Как?! На год раньше? Быть может, опущенный в вино палец – лишь чистая случайность? Что, если я его обличу, но окажется, что яда нет – несмываемый позор и смертельное оскорбление, нанесенное соседям? Конфликт с Византией, к которому мы сейчас не готовы?!

Все эти мысли пронеслись в голове за пару секунд. У меня нет выбора – я должен защитить Ростислава.

– Княже! Позволь на правах побратима первым принять эту чашу сладчайшего вина!

В зале послышался недовольный глухой ропот, в котором можно разобрать часто повторяющееся: «Как он смеет?!», «Да кто он такой?!», «Ох, рассвирепеет князь…». И действительно, Ростислав удивленно воззрился на меня, причем наравне с недоумением в его взгляде читается и пока еще далекий гнев. Понимая, что мой поступок со стороны кажется совершенно глупым вызовом – ишь, зазнался урманин, вперед князя лезет! – я приблизился к новоиспеченному побратиму и едва слышно произнес:

– Вино отравлено. Я хочу его разоблачить.

Все-таки воспитание в семье правителей дорого стоит – лишь на секунду в глазах Ростислава застыло удивление, и вот уже князь дружески приобнял меня за плечи:

– Конечно! Конечно, пусть мой побратим первым отведает сладкого греческого вина, столь щедро поднесенного нашим ромейским другом!

Если катепан и заподозрил неладное, то вида не подал – да и я, развернувшись к византийцу, лишь радушно улыбнулся, протягивая руки к братине. В зале опять послышался недовольный ропот – ну и плевать на него. Впрочем, вскоре я определю собравшимся новую цель для излияния гнева… Буквально через пару минут.

Ромей подал чашу, коротко посмотрев мне в глаза. В его взгляде читается лишь приторная лесть. Опытный лицедей! Моя дружелюбная учтивость наверняка не так естественна… Склонившись, я покачал братину в руках, сделав вид, что уже собираюсь пить, и вновь поднял взгляд на лукавого грека:

– Катепан, мой старый друг!

Губы византийца сложились в довольную улыбку, но в глазах будто бы пробежала легкая тень.

– Мой старый друг, который так и не удостоил меня встречи в Корсуни! В те самые дни, когда я уводил разоренных корабельных мастеров с ромейских верфей, он не набрался мужества встретиться со мной лично. Зато подослал наемных убийц!

В этот раз губы ромея исказила кривая усмешка, а в глазах загорелись жаркие, злые огоньки.

– Что за глупость! Я никого не посылал…

– Так выпей же своего вина!

На мгновение грек потерял самообладание, и на его лице отразился откровенный испуг. Но только на мгновение.