Вандор Хельга - Регина

Увлекшись, я не сразу заметила старуху, которая остановилась неподалеку и уставилась на меня. Не знаю, долго ли так продолжалось, но, наконец, я почувствовала на себе чужой взгляд. Я подняла глаза и увидела незнакомую пожилую женщину. Она была самая обычная, морщинистая. Рядом с ней стояла мохнатая белая собака. Собака показалась мне странной: она улыбалась мне! Ещё странным было то, что другие собаки на неё не лаяли, словно не замечали.

Старуха подошла ближе.

– Вижу, тебе нравятся камни, – прокаркала она.

– Да, госпожа, – оробела я, зная, что нельзя уносить камни с места, где они лежали. – Но я всегда спрашивала у Хозяина, можно ли их взять с собой…

– Ну-ка, покажи. – Старуха принялась придирчиво рассматривать мои сокровища, особенно подвеску с черным камнем. – Ишь ты… А вот эти, обработанные, откуда? Нездешние ведь, верно? – она ткнула пальцами в камни, подаренные мне Болдром.

Я насупилась и молчала. Болдр не хотел, чтобы о нем знали. Старуха довольно ухмыльнулась.

– Молодец девчонка, не из болтливых… А почему ты не выбираешь для своих игр обкатанные камни, которых много на берегах?

– Мне нравятся вот такие, дикие, госпожа, – робко ответила я. – Они всегда показывают разные интересные картинки, а не только воду, как обкатанные.

– Показывают картинки?.. – старуха удивленно подняла брови, из-за чего на её лбу собралось множество морщин.

– Да, госпожа.

Старуха хмыкнула. Подумала немного, не сводя с меня глаз. Затем вытащила из мешочка, привязанного к своему поясу, небольшой светлый голыш, с древними письменами на нём. У меня такой уже был, похожий.

– Вот, возьми себе.

Я робко взяла камень. Привычно прижала его к груди, закрыла глаза… И тут же почувствовала сильный толчок в грудь. Я покачала головой и протянула подарок обратно.

– Нет, госпожа. Я не могу его взять. Это Священный тамга-камень, и он сердится.

Старуха довольно заулыбалась.

– Все правильно, дитя. Это сердится дух моего отца, колдуна Илмари, нойда. Он ушел в этот камень. Знаешь, кто такие нойды?

– Да госпожа, – кивнула я. – Говорят, что они могут завязывать в узелки ветры и бури. И что могут насылать и убирать болезни.

Старуха одобрительно покивала.

– Как тебя зовут, дитя? – ласково спросила она.

– Мое имя Регинлейв, госпожа.

– А я – Эрна. Из какого ты рода, Регинлейв? Кто твои родители? – Старуха спрашивала почему-то довольно настойчиво.

– А вон моя мама. – Я указала на нее. – Мы привезли на продажу много теплых вещей.

Старуха отошла к маме и о чем-то стала с ней разговаривать. Пока я отвлеклась, возле меня остановился мальчишка. Он был выше меня на целую голову, неопрятен и нагл.

– Эй, малявка! Где ты вот это стырила? – и он мгновенным движением сцапал мою подвеску!

– Отдай!.. – крикнула я.

– А во – видела? – он сунул мне по нос кукиш, состроил рожу и больно двинул кулаком в мой подбородок.

Я тут же бросилась на него с кулаками, но наши силы были неравные. Мальчишка стукнул меня ещё несколько раз с непонятной злобой. От последнего его удара я отлетела и сильно ударилась головой об нарты, у меня перед глазами даже возникла белая пелена. Когда я поднялась, мальчишки уже не было.

Все произошло так быстро, что мама ничего не заметила, а жаловаться ей я не стала. Мне было обидно до слез! А самое обидное, что я так глупо лишилась подарка Торберга! Но что я теперь могла сделать?..

Вскоре весь наш товар был распродан. Мама купила кое-что из лакомств, а также вещи для хозяйства. Ещё она купила сукна для платьев и серебряных тонких украшений. После чего мы выехали обратно и без приключений добрались домой.

Это несправедливое событие настолько поразило меня, что я была подавленной все оставшееся время. Дома я, не раздеваясь, улеглась в постель, отвернулась к стенке, согнувшись калачиком, и забылась тяжелым сном.

Почти сразу же после этой поездки я заболела. Точнее, это была даже не болезнь, а какое-то странное состояние, полное безразличие ко всему происходящему. Я равнодушно взирала на родных, на Вейо, который приходил проведать меня. Мне хотелось, чтобы все оставили меня в покое, чтобы не приставали с расспросами и соболезнованиями. Это раздражало меня, потому что я не чувствовала себя больной. Просто – мне вдруг все стало безразлично.

Поначалу мать упрекала меня в лености, потом стала лечить отварами из мхов и игл ели. Напитки я пила, еда же потеряла для меня всякую привлекательность, я не чувствовала ее вкуса, ела совсем мало и только потому что так требовала мама.