Дмитрий Янковский - Голос булата

Как сменился месяц, старик стал заставлять Микулку по деревьям лазить, потом стал ноги связывать, чтоб он одними руками за ветки цеплялся.

– В руках равновесие должно быть. – говаривал дед Зарян. – Сколько есть в них толкательной силы, столько должно быть и тяговой. Толкательной силой удар крепчает, тяговой ворога на землю свалить можно.

– Ну, тяговую силу я на деревьях возьму, а откуда толкательной взяться? – интересовался любопытный Микулка.

– Кхе… Вот недотепа! А кто на карачках вкруг дома на заре скачет? От этого испытания и сила в руках, и кулак тверже булата становится.

Когда луна стала круглой, Микулка мог без труда две сотни раз оббежать избу, руки налились упругой силой, а ссадины на кулаках превратились в розовые мозоли, хоть головешку об них туши.

Но как-то утром дед Зарян испытания отменил.

– Хватит зазря своим потом воздух греть! – ворчал старик. – От одних испытаний человеком не станешь. Человека только труд может сделать. Бери топор и пойдем к ключу. Видал, вчера ручей заколодило? Надобно расчистить, не то заболотится, не хватало нам упырей возле дома.

– Так Вы после испытаний боевую науку обещали! – возмутился Микулка.

– Экий ты быстрый! Настоящая боевая наука только через труд войдет. Ты хоть сто потов с себя сгони испытанием, а кроме сырости никакого толку не будет.

– Так зачем я на карачках-то… – не на шутку обиделся паренек.

– Чтоб топор из рук не ронял. Первую силу испытаниями нажил, но дальше только работой. Пойдем, пойдем, выучу тебя топор держать…

Весна, а ночи еще студеные… Хоть и нет злого ветра, а воду к утру тонким хрустом прихватывает.

Микулка, устав за день до последней возможности, спал крепко, без снов, Зарян ворочался на лавке, кутаясь в куцее одеяло, а дедов филин привычно чистил перья, словно на свадьбу готовился. Вдруг зашуршало что-то под столом, зашлепало. Филин бросил чистится, оглядел избу глазами-блюдцами, не понравился ему звук, растревожил, хлопнул он крыльями и растворился в звездной пыли, вылетев в отдушину.

А звук не прекратился, только усилился. Скрипнула половица, брякнул горшок у печки, мелькнула в лунном свете неясная тень. Микулка проснулся от шума, думал крыса озорничает, поискал рукой что-нибудь тяжелое, нащупал ухват у стенки, да только в ход пустить не успел.

– Ты пошто за ухват шхватился? – раздался снизу насмешливый женский голосок. – Никак ш бабой воевать удумал?

– Так откель тут баба… – ничего не соображая спросоня, молвил Микулка.

– Откель… Откель надобно. Зарян твой, пока не таким штарым был, приютил шабаченку, а я на нее верхом, да в избу. Шабаченка уж издохла давно, а я ошталась…

Микулка сел на печи, постепенно собираясь с мыслями.

– Так ты кикимора, что ли? – неуверенно спросил он.

– Кому ж еще быть? Шишимора и ешть.

– А у нас в землянке домовой жил… – с грустью вспомнил Микулка.

– Так в доме, видать, и кошка была.

– Ясное дело! Не мамка же мышей ловила…

– То-то и оно… – в голосе кикиморы послышалась застарелая грусть. – Кошка, она как лошадь для домового, ее первой в новую избу впушкают, штоб Хозяин на ней въехал. Въехал, да ошмотрелся, хозяйство принял. А уж потом на шабаке кикимора въезжает, иначе домовому одному тошка, может и захиреть. А всем известно, что когда у домового в щемье радость, так и в доме шастье. Только шабак много иметь нельзя, не то еще хуже будет!

– Это почему?

– А ешли бы у тебя ш дефяток жен было? Да хотя бы и три? Была бы у тебя в щемье радошть? Маята одна, шшоры да шклоки. А ведь на каждой новой шабаке в дом новая шишимора въезжает. Домовой только один может быть, а шишимор школько пол выдержит.

– Наверно потому у нас в доме и не сладилось…

– Может и потому, а может шами виноваты. Негоже за швои оплохи вину на домового шваливать.

А вот я одинокая… Штарый Зарян так кошку и не взял, у него филин мышей ловит. А мне без Хозяина каково? Дед ш тошки мучался, и меня на тошку обрек.

– А чего ж не сказала ему?

Микулка наклонился с печи и разглядел в тени маленькую, в две ладони росточком, женщину. Одежды на ней никакой не было, только куталась она в густые зеленые волосы, обрамлявшие доброе и печальное лицо. Из прически смешно торчали остроконечные звериные ушки.

– Чего уштавился? – недовольно шикнула кикимора, прикрывая волосами торчащие ушки – Бабы нагой не видал?

– Неа… – осклабился Микулка.

– Увидишь еще! А шо штариком мы не шладили. Я по молодости да по глупости шалила больно, то горшки побью, то грамоты его попрячу так, что никто не шыщет. Думала, поймет Зарян, что мне Хозяин нужен. А он разобиделфя…