Василий Сахаров - Развилка

— Марш! — отдал команду лейтенант Сафиулин, командир нашего взвода, и мы отправились по следам отряда.

Леса и перелески. Поля и ручьи. Где-то шли в полный рост, где-то пригибаясь, а кое-где ползли по-пластунски. Говорят, до линии фронта тридцать километров. Если идти по дороге, можно добраться за один день. Но мы окруженцы, у которых не бывает прямых путей, и до вечера, обогнув пару занятых немецкими гарнизонами поселков, успели пройти примерно десять километров.

На ночевку отряд остановился вдали от дорог, на берегу небольшой речушки. Кругом густые заросли и карьеры, в которых раньше добывали глину для обжига красного кирпича. Место такое, что подойти незаметно сложно, и вражеская авиаразведка нас сегодня не тревожила. Был шанс, что ночь пройдет спокойно. Поэтому уставшие люди, а в отряде почти четыреста человек, стали разбивать лагерь.

Кто-то заступил в караул и в боевой дозор. Кто-то разводил небольшой костерок, на котором будет вариться каша. Кто-то пошел с котелками за водой. Ну а я временно в стороне. Меня никто не тревожил и мыслями я опять вернулся к тому, что сказал старшина. Я и раньше догадывался, что мои предки казаки. Все-таки из станицы в приют поступил и фамилия черноморская. Однако значения этому никогда не придавал, потому что меня воспитывали как советского человека. Я верил в идеалы коммунистической партии и комсомола, защищал нашу Родину и был спокоен. Да, конечно, есть перегибы на местах, когда от наветов и доносов страдали невиновные люди. Но так же есть заговорщики и предатели, которые готовы продать первое в мире государство рабочих и крестьян западным капиталистам. Все это имело место быть. Поэтому НКВД и работало. Я все понимал. Газеты читал и на политинформациях не спал. Только раньше меня это никак не задевало. До поры до времени, пока старшина Захаров не сказал, что убил моего отца. Пусть я его не помню, но это мой отец, кровный родич. И он дрался с теми, кто пришел отнимать у него нажитое добро и выселять. Значит, было что забирать? Выходит, что так. Или причина в ином?

В этот момент я сильно пожалел, что не выкроил время и не выбрался в родную станицу. Может быть, там я смог бы что-то вспомнить или узнать. Конечно, вряд ли. Станицу переименовали, коренных жителей выселили, а на их место пришли семьи красноармейцев.

«Как же несправедливо устроена жизнь», — подумал я и неожиданно почувствовал злость. На кого и на что я злился? На судьбу, на старшину Захарова, на жизнь, которая так жестоко со мной обошлась? Хотя не было это злостью. Скорее всего, это какой-то внутренний протест — так не должно быть. Не должно. Не правильно.

Я крепко сжал кулаки. Грязные ногти вонзились в кожу, и это вернуло меня в реальность. Я встряхнул головой, прогнал прочь беспокойные мысли и подошел к костру, вокруг которого собирались бойцы взвода.

— Андрюха, — Садчиков улыбнулся, — сейчас кашу из топора будем есть.

Я тоже улыбнулся и спросил:

— Из чего сделали варево?

— Немного пшенной крупы, кусок старого сала и рыбная консервация. Что в вещмешках было, все скинули.

— А селяне, у кого раненых оставили, разве ничего не дали?

— Чем они поделились, не про нашу честь.

В разговор моментально вмешался лейтенант Сафиулин, молодой татарин, который прислушивался к разговору:

— Садчиков, ты на что намекаешь? Хочешь сказать, что командиры себе все самое лучшее забирают, а ты голодаешь?

В голосе лейтенанта, который, к слову, питался с нами из одного котла и был неплохим человеком, появилась угроза. Поэтому Садчиков сдал назад:

— Товарищ лейтенант, к слову пришлось. Брякнул, не подумавши.

— Ладно, — Сафиулин кивнул и замолчал.

«Когда-нибудь Садчиков договорится», — промелькнула у меня мысль, и я стал ворошить свой вещмешок. Вдруг где-то сухарь завалялся.

Тем временем появился майор Ерошкин. Он остановился на границе света и тьмы, поправил МР-38, кстати, из трофеев нашей группы, окинул взглядом бойцов и отозвал в сторону взводных. Понятно, инструктаж. А спустя пять минут вернулся Сафиулин и сказал, что на отдых всего три часа. После полуночи форсируем реку, она неглубокая, и двигаемся к линии фронта. Основной привал будет на рассвете.

Бойцы вопросов не задавали. Как раз поспела каша. Все хотели есть. Однако перекусить не удалось…

— Ви-у-у-у!!! — противно завыла первая вражеская мина, и начался обстрел.

Немцы все-таки обнаружили нас, и мы, схватив оружие и вещмешки, бросились, кто куда. Я спрятался в неглубокую извилистую канаву, которая спускалась в карьер, обхватил руками голову и лицом уткнулся в землю.