Игорь Назаров - Избранное. Том 3. Конкурсные произведения

Утром хмурилось, плывущие тёмные облака предвещали приближение дождевой погоды. Но не тот ездок, Дмитрий Наркисович, чтобы пасовать перед ненастьем. Годы скитаний по заводам, фабрикам, мануфактурам с целью изучения, описания условий работы и жизни простого работного люда, закалили его, придали желание видеть и знать большее. Надо успеть в этой жизни о многом написать, рассказать об укладе жизни местного населения, невероятных историях и трагедиях в разных уголках необъятной Уральской губернии. Решили незамедлительно выезжать до поселения Пышма, расстояние до которого от Богданович составляет 84 версты. Евдоким предчувствовал желание и решение барина ехать, подсуетился пораньше и был готов к пути. Сразу за околицей, при въезде на Сибирский тракт, ямщик посетовал на разбитую колею дороги:

– Дорога не в радость, барин, будем волочиться, а не ехать. – Дмитрий Наркисович отозвался: – А другого я и не ожидал, сколько торговых и людских обозов движется от престольной на крайний Восток и Сибирь, не счесть, будем двигаться дальше как дано, не спеши Евдоким.

Погода между тем наладилась, дождь отступил, изредка проглядывали из-за тёмных облаков лучи солнца, окрестные леса вдоль дороги блистали своим убранством и величием. Втянулись в монотонность и тряску экипажа по рельефу вековой дороги. Пассажир иногда подрёмывал, ямщик молодецки правил на облучке. Хорошо отдохнувший, Евдоким выглядел бодрым и уверенным в своих действиях ямщика. Однако медлительность движения и напряжение лошадей подсказывали остановиться на ближайшей станции тракта. Приближались к поселению Камышлов, 46 вёрст позади. Чутьём бывалого ямщика, Евдоким прибыл к станции до наступления темноты. Барин отказался от вечерней трапезы и залёг в опочивальне. Ямщик исправно поужинал, нашёл себе место в ямщицкой комнате для отдыха.

В Камышлове находилась крупная почтовая станция на участке пути от Кунгура до Тюмени, а тюрьма Камышлова долгое время выполняла функции пересылочного тюремного учреждения на Среднем Урале. В 1826 – 1827 годах в Камышловской тюрьме побывали декабристы. К различным срокам каторги и ссылки были приговорены 96 мятежников. По Сибирскому тракту через Урал они прошли несколькими партиями с августа 1826 по апрель 1827 года. Позднее узниками Камышловской тюрьмы становились члены других революционных организаций. В январе 1850 года здесь находился в заключении 29-летний народоволец Ф. М. Достоевский. А в июне 1864 года в Камышловской тюрьме находился Н. Г. Чернышевский, автор революционных воззваний и романа «Что делать?». Ф. М. Достоевского доставили из Камышлова в Омский острог, а Н. Г. Чернышевский был переведен на каторгу в Нерчинский округ. После посещения Камышлова в этом, 1888 году, Мамин – Сибиряк образно назовёт Сибирский тракт «дорогой скорби».

В утренний час послышался громкий разговор хозяина постоялого двора с вновь прибывшими транзитными путниками, они жаловались на сильную усталость и просили ускорить устройство на отдых. Свободных мест не оказалось. Дмитрий Наркисович засобирался в дорогу, предложил незнакомцам занять его комнату. Евдоким проворно запряг лошадей, доложил барину о готовности выезда. От Камышлова до Пышминской слободы отмерено 40 вёрст. Ямщик поднаторел в езде на большом тракте, выразил возможность добраться к вечеру на станцию назначения. По обеим сторонам разбитой и ухабистой дороги векового Сибирского тракта начали попадаться жалкие строения изб и надворных построек, спрятавшиеся в лесном бору. Они напоминают о приближении Сибири, о сибирском привольном житье. Какое оно на самом деле, Мамину – Сибиряку ещё предстояло узнать по наблюдениям всей затеянной поездки в глубинку Западной Сибири, село Заводоуспенское. Видимая обстановка тракта оживлялась попадавшимися обозами с людьми и кладью, которые ползли своим черепашьим шагом, как что-то убогое, допотопное и несуразное. Впереди, по ходу тракта, с левой стороны, показался купол церкви, утопающий в зелени листьев высоких деревьев. Ещё немного и повозка поравнялась с первыми избами Пышмы. По правую сторону центральной дороги слободы, остановились на постоялом дворе, хотя пустили их без особенного удовольствия. Больно скромно выглядел экипаж при разодетом в пух и прах хозяине. Любил Дмитрий Наркисович быть красиво одетым, зато в студенческие годы натерпелся лишений и голодной жизни, чем и объясняется его подорванное здоровье. Не дай бог, кому-нибудь повторить подобное испытание, что выпало на его судьбу. Не зря говорят, писателем становятся люди, пережившие хоть раз потрясения в своей жизни, любого возраста. Вся история русской литературы ненавязчиво рассказывает о подобных людских судьбах.