Виктор Зайцев - Прикамская попытка - 3

Вообще, с моими воспитанниками за полгода путешествия произошли фантастические изменения. За последние годы парни получили небывалый опыт путешествия через половину земного шара и обратно, сражались с пиратами и разбойниками, изучали благородные манеры и химию, механику, математику. Все опытные и уверенные бойцы, ребята давно не испытывали комплекса провинциалов, с чувством собственного достоинства, уверенно и спокойно, они общались с гвардейскими офицерами и прочей столичной публикой. Им было чем удивить своих новых знакомых, не только рассказами о Дальнем Востоке и плаванье через три океана. Умение великолепно драться с оружием и без него, буквально на третий день стало визитной карточкой "дальневосточников". Сразу, как только первый из них был буквально принуждён к дуэли наглым и оскорбительным поведением гвардейского хлыща. У гвардейца хватило ума выбрать дуэль на шпагах, поскольку револьвер на поясе каждого из нас даже глупцу показывал умение общаться с огнестрельным оружием.

Потому этот подпоручик и остался в живых, отделавшись ранением в руку. Дальше больше, среди офицеров Петербурга появилась примета, поединок с "дальневосточником" словно придавал им веса в глазах товарищей. Да, они знали, что мои ребята не дворяне, и несколько самых глупых пытались этим воспользоваться, приказывая своим слугам попросту избить простолюдинов. Двое убитых и семеро искалеченных холопов стоили мне определённой нервотрёпки, но, после аудиенции у государыни, все наши парни по молчаливому согласию бретёров, получили статус "вольных казаков", с которыми шляхтичу сразиться на шпагах вполне достойно. Так и пролетели недели столичной жизни, в окружении дворян, с их обострённым чувством собственного достоинства. Учитывая, что во многом мои воспитанники чувствовали себя, как минимум, равными молодым офицерам, а то и сильнее их, парни моментально переняли их повышенное самомнение и болезненное отношение к своей чести. Забегая вперёд, скажу, что мы с Палычем приветствовали чувство повышенного самоуважения, стараясь отделить его от заносчивости и глупого дуэлянтства.

В результате, в среде дальневосточных молодых офицеров и мастеров, именно после этого путешествия возникла и стала культивироваться практика соблюдения своеобразного кодекса чести. Учитывая, что все они выросли в семьях простых рабочих и крестьян, парни особенно болезненно переживали любое унижение и обман, даже в отношении других людей. Я лишь подталкивал молодёжь в этом направлении, поддерживая их стремления соблюдать свои права и защищать слабых. С нашей помощью молодёжь изживала не только оскорбительные случаи на работе, сыновья заступались за своих матерей, братья за сестёр. Так, постепенно, из месяца в месяц, исчезали в нашем круге общения издевательство и оскорбления подчинённых мастерами, побои жён и унижения слабых. Особо не поощряя "борцов за справедливость", мы с Палычем, как правило, их поддерживали, в разумных пределах, будучи убеждёнными противниками рукоприкладства.

После гостеприимного имения Соколова-Бельского, путешествие шло на удивление скучно, никаких разбойников, на старой разорённой дороге появились свежеотстроенные постоялые дворы. Мы не только успевали высыпаться и добротно ужинать, но и проезжали за сутки гораздо больший путь, избавленные от необходимости ежевечерне устраивать себе ночлег. За три года после пугачёвского восстания почти все признаки разрухи ликвидировали, по крайней мере, между Москвой и Казанью. В Нижнем Новгороде мы задержались на пару дней, навестили знакомых торговцев. Я похвастался потомственным дворянством и предложил вложить средства в кампанию по освоению Дальнего Востока, не особо на это надеясь. И надо же, провинциальные торговцы и заводчики, треть из которых были староверами, с лёта поняли все выгоды такого общества. Желающих вложить свои средства в меха и другие товары из Владивостока оказалось добрых два десятка.

Пришлось провести в Нижнем ещё четыре дня, пока изучили устав Русской Дальневосточной Кампании, посчитали вступительные взносы и выбрали председателя. Нет, не меня, Романова Евграфа, уважаемого и грамотного заводчика. Он единственный из нижегородских богачей решил переселяться во Владивосток сам. Остальные пайщики кампании отправляли с нашим караваном своих племянников и сыновей. А Евграфу бог не дал сыновей, зато дочерей он вёз всех пятерых с собой, оставляя на хозяйстве двух своих старших сестёр. Сам Романов мне понравился спокойствием, размеренной неторопливостью и редким среди торговцев и заводчиков добрым характером. Но, исключительно в свободном общении с людьми. В работе же он напоминал быка своим напором, уверенностью и силой воли, добиваясь результатов несмотря ни на что.