Андрей Булычев - Егерь Императрицы. Граница!

– Что у нас там с провиантом, Степан? – Егоров заглянул в интендантскую палатку роты, где тыловая группа под началом нового каптенармуса распределяла все полученное съестное по порционам.

Капрал Усков, вздохнув, показал на пару кадок с вымачивающейся в них солониной да на два больших куля с сухарями и мешком с дробленой пшеницей.

– Все как обычно, ваше благородие. Вот уже третий день как наш тутошний порцион не меняется. Свежей убоины до самых холодов, говорят, уже не будет. Всех покалеченных коней давно под нож уже пустили и съели, а у местных скотину и всякое съестное строго-настрого не велено отбирать. Да и за деньги даже у них покупать теперяча запрещено. Было бы чего скупать, так мы бы, конечно, и втихую сами с болгарами сторговались. В ротной, в общей кассе, серебро у нас пока что еще есть. Но здесь, в округе и так все уже давно подметено. Османы, вашбродь, хорошо постарались. А с сегодняшнего дня сухарную выдачу за счет снижения всего прочего увеличили. Вот, по два фунта сухарей каждому выдаем, – кивнул он на огромные рогожные кули. – Из армейского интендантства для господ офицеров сегодня опять по караваю хлеба и по полфунта доброй крупы выделили. Как прикажете, господин капитан, с энтим офицерским провиантом поступать?

– Так же как и в прошлый раз, капрал, – нахмурился Егоров. – Я ведь тебе уже отдал распоряжение – весь офицерский порцион для раненых. И на тех, что у нас тут в роте долечиваются, и в полевой лазарет тоже ребятам снесите. С врачами у меня уговор был, и они вам препятствовать не будут. Да, Степан, сегодня возьми туда с собой Мазурина, пусть Акакий Спиридонович тоже наших ребят поглядит. Там и так завал у армейских медиков, им уж точно не до особого отношения к егерям. А мы, как обычно, в солдатских артелях будем столоваться.

– Что, тяжело, Усков? – посмотрел он с сочувствием на только недавно назначенного на ротное интендантство капрала.

– Тяжело, вашбродь, – вздохнул тот. – И как только Потап Савельевич со всем этим справлялся? Уму непостижимо! Раньше только за свой десяток думать мне надобно было, а теперь вот за всю роту. И попробуй где чего упусти! Свои же боевые товарищи да с потрохами слопают! Уже вон этой солониной какой день меня попрекают, как будто это я тот порцион распределяю!

– Ничего, Степан Матвеевич, опыт – дело наживное, – подбодрил Ускова Лешка. – Крутись. Ко мне чаще подходи советоваться. К тем же вон нашим старослужащим. С другими интендантами тоже связи налаживай, они потом непременно тебе пригодятся. И готовь все наше ротное имущество к вывозу. Через пару дней мы выходим отсюда к Дунаю. Можно, конечно, и на руках это все тащить, но ты прояви все же солдатскую смекалку. Если где потратиться надобно, то принимай решение сам или у меня спрашивай. Главное правило ты знаешь – не воровать! Сам понимать должен – в полевых условиях с этим делом разбираются быстро. Вон те три виселицы у оврага не дадут мне соврать. Да, и по поводу скорого выхода ты смотри аккуратнее, это не для всех, а чтобы тебе было удобнее подготовиться.

Черпая из общего котла походное варево из сухарей, крупы и вымоченной солонины, Алексей с усмешкой наблюдал, как шепчутся между собой солдаты и унтера:

– О, послезавтра, с утра, затемно еще трогаем, братцы. Только это секрет, чтобы, значится, никому, смотрите – ни-ни!..

Рота подшивала мундиры, чинила разбитые сапоги и ременную амуницию. Какой уже раз перекладывались походные мешки и пионерские ранцы. Егеря готовились к долгой дороге.

– Ваше высокоблагородие, разрешите? – Алексей, дождавшись, когда в палатке его куратора никого не осталось, откинул ее полог.

– Ага, заходи, – кивнул тот. – Только что вот о тебе говорили с людьми, и как раз ты вон являешься. Долго жить будешь, Егоров, – и полковник с легкой усмешкой оглядел враз подобравшегося капитана.

Интуиция никогда не подводила Алексея. Людьми, совещавшимися в палатке полковника, были помощник главного квартирмейстера подполковник Соболев и два офицера из особой службы господина Баранова. Сам он еще не вернулся с тайного своего выхода «за реку», и во время его отсутствия «особые обязанности» при штабе армии исполнял капитан Ветров.

«Что-то опять секретное. Если в строевых полках война закончилась, то вот в этих структурах она никогда не прекращается, – думал Егоров еще несколько минут назад. – Ну да ладно, похоже, это уже не по нашу егерскую душу. Для моей роты задача уже поставлена – это выход в место постоянной ее дислокации и восстановление боеспособности в течение полугода».