О. Шеллина - Изменить судьбу. Вот это я попал

– Хорошо, Лизонька, только ты и печешься о моем здоровье, – я отнял руку ото лба. – Извини, родная, но устал я. Поди, позови Лестока, а то мне и впрямь нездоровится.

Если она и хотела посидеть с больным императором подольше, то ни по ее поспешному уходу, ни по выражению лица заметно этого не было. Ясно, моя болезнь – это повод для многих засвидетельствовать свое почтение и что-нибудь провернуть походя, не без этого. Но император я или не император? Хватит на сегодня посетителей.

– Иван! – заорал я, не найдя на прикроватном столике пресловутого колокольчика, в который необходимо было звонить, чтобы хоть кто-то потрудился выяснить, что же надобно государю-императору.

Дверь тут же распахнулась, и в комнату влетел Долгорукий.

– Ну наконец-то. Я уже думал, что могу и помереть, вот так всеми брошенный, и найдут мое тело остывшее, только когда вонять начнет.

Долгорукий побагровел от несправедливого упрека, но сдержался и ничего не ответил. Похоже, вспыльчивому Ваньке хвоста родитель его накрутил. Раз удалил из спальни, когда плохо себя чувствовал, значит, недоволен, а там и до опалы недалеко. Вот и сидит возле дверей, спальню караулит, вместо того чтобы гулять и развлекаться, как привык.

– Я чем-то прогневал тебя, Петр Алексеевич? – Ого, а обида в голосе все равно нешуточная звучит. Но ничего, тебе полезно понервничать. А ведь видно, что действительно переживает за своего малолетнего патрона. Один, наверное, кто искренне беспокоится. Ну, тут тоже все понятно, Долгорукие без Петра – вообще никто, пережуют их и не поморщатся, есть за что переживать-то.

– Извини, Ваня, что сорвался на тебя, – я покачал головой. – Только нехорошо мне действительно. Может, Лиза права, и хворь дедова мне перешла?

– Да что ты такое говоришь, Петр Алексеевич? Пошто на себя наговариваешь?

– Вот поэтому и прошу, Ваня, надежного человека у дверей поставить и никого без моего на то указа не пущать. Только Лестока пропустить, его ко мне Лиза должна пригнать. Пусть медикус меня попользует, – я запнулся на этом слове, которое в мое время приобрело не совсем приличный оттенок, но затем решительно добавил: – И еще, Ваня, тебе самому незачем здесь дневать и ночевать. Ежели понадобишься, я пошлю за тобой.

Долгорукий снова пристально посмотрел на меня. Сейчас было отчетливо видно, что и остаться ему вроде бы надобно, и погулять хочется, я-то выгляжу вполне здоровым, вроде бы откинуть тапки в ближайшее время не собираюсь… Эти муки выбора были написаны на его породистом лице большими буквами. И, наконец, победила гульба.

– Воля твоя, Петр Алексеевич, я же, как раб верный, все исполню, как велено, – и он вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Я же соскочил с кровати и расстегнул пару верхних пуговиц на рубахе.

Было душно, и от духоты да от перенесенной недавно истерики начала болеть голова. Болела она не так, как в то время, когда я катался по полу, стеная от невыносимой боли, но довольно ощутимо, чтобы доставить определенный дискомфорт. Подойдя к окну, решительно его распахнул, впуская в комнату холодный зимний воздух. Сам встал недалеко от окна, чтобы ветром меня не слишком задевало – не хватало еще простудиться. Как тут лечат, лучше сразу идти и самому могилку себе выкапывать. Порыв ветра всколыхнул штору и обдал меня холодом. Обхватив себя руками за плечи, я поежился, но в голове заметно прояснилось, хотя меня начинала подбешивать тормознутость мозговых процессов юного императора. Я-то привык думать совсем с другими скоростями. Петр же, похоже, не привык думать вообще. Но он же император, мать его ети! Так же нельзя…

– Что вы делать, ваше величестфо?!

Я резко обернулся и посмотрел на высокого, довольно плотного господина, одетого по последней моде, в высоком парике. Глядя на его парик, я почувствовал, что меня начинает подташнивать от этого предмета. Судя по акценту, господин явно иностранец, а ожидаю я прибытия только одного иностранца – Лестока. Ну, здравствуй, шпион Шетарди. Или сейчас во франкском посольстве не Шетарди сидит? Как же плохо быть не в теме. Но господин Лесток ждет от меня ответа.

– Проветриваю комнату, господин медикус, а на что это еще похоже? – я кивнул на раскрытое окно.

– Зачем? Ви же нагонять много болезней через этот жуткий мороз.

Он действительно выглядел растерянным. Не привык бедняга к шизующим императорам. Ничего, или привыкнешь, или домой поедешь, вместе с Шетарди, или кто там в посольстве сейчас рулит, ну, или вместе с Шетарди на охоту пойдете на медведя с одними рогатинами, а там как знать, охота опасная, может и трагично закончиться, но с кем не бывает? А так как Франции ссориться с набирающей силу после победы деда над шведами Россией не с руки, они быстро утрутся и найдут вам замену. Свято место, как известно, пусто не бывает, а вы не настолько большие шишки, чтобы ради вас рисковать испортить отношения. В это время войны и из-за меньшего случались, чем необоснованная предъява. Я, что ли, всех медведей у себя контролировать должен?