Олег Панкевич - Без лица

В специальные коррекционные центры попадали вольнодумцы, люди творческие и свободные. В центрах по корректировке психики их ждал вердикт – жить дальше с измененным навсегда сознанием, вырезанной частью мозга, или окончить свои дни донором органов и клеток. Любой вид творчества был недоступен новому виду человека – деятельного, биологически измененного. В этом крылась большая проблема для будущего человечества. Без творческой мысли больше не двигалась вперед наука, полагаясь теперь только на искусственный интеллект, не могло быть и речи о новых прорывных решениях в любой отрасли человеческой жизни. Получив управляемое стадо, правители получили огромную проблему несовершенства искалеченной психики людей. Не имея возможности мечтать, фантазировать и творить, выдумывать что-то новое, человечество оказалось на пороге нового кризиса – кризиса нехватки первоначальной ДНК старого вида человека. Будучи абсолютно послушны и управляемы, новые люди потеряли все творческие способности, прогресс остановился из-за нехватки новой идеи, живого глотка творения.

В координационных центрах наблюдались люди с психическими отклонениями, которые, не смотря на вакцинации и генную модификацию, сохранили активность в долях правого полушария мозга. Бунтари по своей природе, будучи признанными опасными для своего окружения, они стали подопытными кроликами новой медицины, основанной на «исправлении» деятельности мозга нормального человека, донорами органов и клеток для сильных мира сего, отчаянно нуждающихся в «чистом» материале, для продолжения своей жизни.

Глава 1

–Почему ты не любишь, когда тебя зовут по имени?

– Я не понимаю своего имени. У меня есть имя, есть фамилия, есть личный код, я воспринимаю это все, как пустой набор данных, не отображающих моей настоящей личности.

– А как ты назвала-бы себя сама? – Лев Константинович задавал вопросы и параллельно сразу делал заметки в свой электронный блокнот. Экран блокнота светился голубым цветом, в котором кожа девушки, сидящей напротив, казалась совсем тонкой и прозрачной.

–Роса. Я назвала-бы себя росой.

– Странное имя. Объясни.

– Это не имя. Это явление природы. Оно приходит летом, в теплую погоду, перед каждым рассветом, ранним утром. Маленькие капельки влаги скапливаются везде, где только можно: на крышах домов, на проводах, на траве. Это святые капли земли. И с рассветом, эти капли пропадают, высушенные солнцем. Я чувствую себя как роса. Пришла в темноте ночи на короткое время, готова отдать себя всю этому миру. И так же готова уйти, раствориться в воздухе, оставив только воспоминание о свежести предрассветного чуда.

Лев Константинович заерзал на стуле. Образ, переданный сидящей перед ним девушкой, был так необычен, так точен, что записать все это в блокнот составило труда. Ученый буквально чувствовал, как напрягается его мозг, пытаясь ухватить главную мысль этого спича. Захотелось не растерять ощущение волшебства, легко коснувшегося внезапно, введя врача в ступор воспоминаний. Почему-то слушая Ингу, хотелось вспоминать тепло солнца, ласковое поглаживание матери по голове, особое настроение, что присутствовало тогда, в далеком детстве и внезапно накатившее сейчас, в этом маленьком кабинете координационного центра.

– Что побуждает тебя так думать о себе?

– У меня в голове маленькая антенна. Я ее чувствую, прям на макушке. Иногда она становиться тяжелой, тогда я понимаю, что моя связь с миром закрыта. А иногда я испытываю в этом месте легкость, какое-то шевеление и тогда мне в голову приходят разные мысли.

– Мысль про росу пришла тебе таким же путем?

– Да. И это тоже. Много разных мыслей. И состояние, как будто я становлюсь чем-то большим, намного больше, чем свое тело и вижу разные картинки перед глазами, образы и ощущаю себя в них, как настоящую.

– Вы понимаете сами, что это аномалия?

Лев Константинович продолжал строчить в своем блокноте.

– Я понимаю, что я такая, какая есть. И то, что Вы называете аномалией, дает мне дышать и жить немного иначе, чем живет мое окружение.

Инга сидела ровно, спокойно разглядывала кабинет.

В кабинете, помимо стола и экрана на стене практически ничего не было. Светлые стены, стеллаж на котором лежали непонятные ей приборы, пластиковые накопители и коробочки.

За окном тоже ничего не было видно и ей пришлось искать глазами облака, собирая их в образы из обрывков небесного тумана, чтоб хоть как-то развлечься. Разговор казался ей нудным и скучным. Она знала, что ее судьба предопределена ровно с того момента, когда мать стала смотреть на нее отстраненно- холодным, оценивающим взглядом. Поначалу девочка пряталась от этого взгляда, пугалась, вжимала голову в плечи. Потом, смирившись с неизбежным, просто ждала. Ждала, когда настанет тот самый день и она окажется в центре коррекции.