В дверь кабинета тихонечко постучали. Наташа улыбнулась, узнав этот стук:
— Заходи, Тихоныч.
Старый слуга, служивший еще ординарцем Игоря Олеговича, старчески шаркая, зашел в комнату.
— Ну-ну, барышня! Не пристало такой хорошенькой девочке портить свое личико слезами. Все минует и уляжется.
— Если бы Дед был жив, все было бы иначе, — убежденно заявила Наталка.
— Зря, барышня, ты думаешь, что Олега Игоревича уже нет на этом свете. В турецкую компанию мы с ним в таких переделках бывали! Слава богу, живы остались.
Девочка сквозь слезы улыбнулась, она любила рассказы Тихоныча о их приключениях с дедушкой. А старик между тем продолжал:
— Сколько с ним на Шипке перенесли. Когда в августе супостат в наступление пошел, думали, что все, конец, сил уже не было сопротивляться. Отца-командира нашего, генерала Дерожинского Валериан Филипыча убило, лошадей почти не осталось, а турок с трех сторон артиллерию поставил и бьет по нам. А наш все соколом глядит, все нипочем ему. И верно, генерал Радецкий, вот молодец, солдатиков на лошади к казакам подсадил, таки вовремя подоспели солдатушки на подмогу.
Наташа жадно слушала деда. Каждая губерния имеет свой пантеон местных героев, свои мифы, от коих и питается местечковый патриотизм и гордость за родные пенаты. Поэтому она, как и каждый гимназист в губернском городе, знала о подвиге местных ополченцев при обороне Шипкинкого перевала, о знамени, который подарил болгарским ополченцам губернский город. Что-что, а историю в гимназиях преподавали изрядно, не гнушались изложения и местного мифотворчества. Но рассказ вживую воспринимался совершенно иначе, волнительнее.
Тихоныч помолчал намного, вспоминая, как бы заново переживая те дни.
— Оказалось, что это не конец, а лишь начало всех наших бед. В сентябре зима началась. Метель, мороз, есть нечего, а турка прет и прет. Основная наша позиция была на горе святого Николая. На нее и пошли в наступление басурмане. Уже и патроны на исходе. Твой дед сущим хватом был, шаблю выхватил и ею отбивался от турка. Четырех супостатов положил, прежде, чем сам пал. Всего исполосованного вынес я из боя. Сам в Тырново отвез, думал не жилец уже наш Олеженька. Если бы не Галия, та девчонка, что Олег из рук болгар вырвал. Как прознала, что он израненный в госпитале лежит сразу и примчалась. Глазищами черными сверкает из-под тряпки своей, лопочет чтой-то по-своему. Добилась, отвезла раненного к себе, в дом паши, чьей дочкой была. Днями и ночами сидела возле него. Выходила, на поправку пошел наш Олеженька. А там и войне конец. Паша-то после мира к себе, к османам подался, а дочь ни в какую. Любовь у них с дедом твоим, понимаешь, образовалась. Да и не мог паша взять ее с собой — опозорена дочка. Так и приехал Олег Игоревич Воинов к себе домой: грудь в ранах и орденах, жена-турчанка на сносях и меч турецкий фамильный в приданое. Встретили ее здесь хорошо. Знать бы только, что молодую барыню подкосило: тоска по дому, иль места наши неподходящи оказались. Да только чахнуть стала, вить не растет цветок на чужой земле. Вскорости после рождения папани твоего и отдала богу душу. А барин так и не женился, нет, все путешествовал, оружие собирал. Здесь, в имении лишь малая толика, основная коллекция в Москве.
Речь старца звучала как сказка. Постепенно девочка забыла о своих переживаниях.
«Вот жизнь была! А какие люди раньше были! Книги о них писать надо, почище рыцарских романов будут! А сейчас что за жизнь, ни войн, ни приключений. Все разговоры о цене на пшеницу, каковы виды на урожай, да почем в этом году будет стоить обучение детей в гимназии. Что нас с Николкой ждет? Скучная жизнь в деревне!» — размышляла Наталка.
Имя Николки всплыло само собой, заставив вновь смутиться девочку. Она поспешила заглушить опасный ход мыслей и перевела разговор в новое русло:
— А где теперь тот меч, дедушка говорил, что он и есть Меч Тамерлана?
— Неведомо. В Москве, когда дом вместе с имуществом описывали, чтобы в банк заложить значит, Меча-то и не оказалось. Очень барин Мечом тем дорожил, завсегда с собой брал. Нынешний барин, батюшка значит ваш, зело гневался, когда Меч исчез. — молвил Тихоныч. — Да уж на следующий год срок закладной за дом минет, да и завещание Олега Игоревича черед оглашать придет, тогда и Первопрестольную поедете.
И видя, что девочка совсем успокоилась, закончил:
— Ты иди, дочка, почивать пора, я сам здесь свет загашу.
Прежде чем уснуть Наталка перебирала все события прошедшего дня, и думы о героическом деде перемешались с мыслями о Николке. Вспомнилось, как уйдя в лес, учил Дед их с Николкой драться на мечах и саблях из своей коллекции, стрелять из пистолета. Именно тогда и зародилась в детях страсть к холодному оружию. Постепенно детская игра и шутливое фехтование превратилось в настоящие тренировки. Так продолжалось, пока два года назад Наташин дедушка не пропал в очередной раз. Уехал в Москву и не вернулся. Олег Игоревич к своим занятиям пробовал было привлечь и Сеньку, но тот всему на свете предпочитал рыбалку. А у Николки глаза горели при виде какого-нибудь старинного кинжала или турецкого ятагана и, засыпая, девочка твердо решила назавтра проводить друга.
Читать дальше