Алексей Шутеев - Красная комната

Чудным образом, судмедэксперт гаснул на глазах. Он уже перешагнул ту грань нормальности и деформации разума. Сняв защитную маску, фартук, халат и перчатки, Аркадич бросил всё это дело перед собой на пол и истерично засмеялся.

– Ты это, прекращай, жутковато смотрится… – попросил Волков.

Тот не слушал. Его смех не прекращался. Картина была достаточно колоритная и до мурашек пробирающая жутью. Кафельный пол. Квадратная белая плитка. Валяется окровавленная после вскрытия одежда. На стуле в окружении трупов сидит вмиг обезумевший старик, который не прекращает смеяться.

Бригада психиатрической помощи прибыла быстро. Они осторожно забрали Аркадича, который практически не моргал, а только смеялся, вылупя глаза. «Надеюсь всё это сон, и я сейчас просто проснусь с Юлей в тёплой постели и поеду на вскрытие» – обнадёжил себя особист. Чуда не произошло. Это была реальность.

Волков сидел в своей квартире за рабочим столом. По окну бил сильный ночной ливень. Часы показывали полночь. Рядом с ним сидела Юля, которая до конца не могла поверить в то, что услышала от своего любимого, когда тот вернулся домой, совершенно безмолвный и опешивший. Он поцеловал её, сломав сигарету, которую хотел закурить.

– Больше не курю, Юль, – сказал майор, глядя в мокрое окно.

– Давно я хотела от тебя это услышать…

– А чего не сказала?

– Пыталась принять тебя таким, какой ты есть, не переделывать же тебя насильно.

– Знаешь, в какой-то степени иногда полезно корректировать друг друга. Разве не этим занимаются муж и жена на протяжении своей совместной жизни?

– Не только этим, – посмеялась девушка. – С каких это пор я твоя жена?

– Да это я так. Планы вслух…

– Ого! – радостно сказала Юля.

В час ночи, под звуки сильного непрекращающегося дождя, Волков достал свой отдельный чистый дневник, который хранился для особого случая. Перед ним предстала девственно чистая первая страница, которую всегда хочется заполнить чем-нибудь важным. Он вытащил стальную ручку, посмотрел на лежащий перед ним кристалл Доброва, и начал писать:

«7 ноября 1982 года

Меня зовут Волков Николай Алексеевич. Я начальник следственного управления КГБ СССР. Пишу всё ещё в здравом уме и рассудке. В ходе расследования дела под названием «Шарлатан», звенья загадки привели к личности, с которой всё и началось, что весьма логично, и даже правильно. Оказалось, что Добров (имя его было так и не установлено) не шарлатан, а самый настоящий уникум, происхождение которого я не могу объяснить. Помимо дара исполнять желания, который уже не поддаётся какой-то научной критике и здравомыслию, этот «человек» не оставил после себя никаких документов, кроме как уголовного дела в моём кабинете, под грифом секретности. В ходе расследования, тело Доброва было найдено мертвым. Причина смерти – умышленное убийство неизвестным оружием. Убийство без лишних следов и зацепок. Первое, кому нужно было его убивать? Кому он мешал? За что его вообще можно было убить? Недоброжелатель, конкурент или кто-то ещё? Вопросов слишком много, а ответа ни одного… Второе, можно ли назвать деятельность Доброва незаконной или морально-этически недопустимой? Вряд ли. Исполнение желания не закреплено в законодательстве СССР. Если он не знал, к чему приводит его деятельность, то он чист. Как добрый самарянин, он всего лишь хотел добра, не прося ничего взамен.

Наконец, третье. Вскрытие. Помимо нетипичного расположения папиллярных линий пальцев, Добров имел отличающийся от человеческого строения скелет. В ходе экспертизы, при повреждении грудины и грудной клетки, тело самоуничтожилось ядовитыми парами, смесями кислот и иными неизвестными веществами. Самый главный вопрос терзающий мою душу: «Так кем же был этот самый исполнитель желаний?». Ни ангел, ни демон, разве что какой-то представитель ранее неизвестной расы, живущей среди нас, но это сущий бред. Тогда как всё объяснить? И надо ли?

После посещения единственного свидетеля произошедшего – Аркадича, я понял, что этот самый человек уже не тот, кем был раньше. От его постоянных попыток суицида и редко прекращающегося хохота, мой знакомый, а в прошлом преподаватель, Владимир Петрович, был вынужден назначить Аркадичу ряд препаратов и терапий. Он меня не узнает, на все вопросы отвечает смехом или полным игнорированием.

Что же касается меня… Продолжу ли я свой путь? Начну ли я это расследование вновь? Не знаю… Что-то мне подсказывает, что лучше иногда оставаться в неведении. Как некогда говорил известный мудрец: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Может быть он прав?