Виктор Мишин - Моя война - Выжить вопреки. Испытания. Чужой [сборник litres]

– А как? Где он его видел-то? Я ж тогда в штаб один ездил, а как этот фриц сказал, что только там я его и мог видеть…

– Олег его раньше видел. – О как! – Когда вы еще не нашли друг друга, Олег видел его в Курске. Тот служил в СС, командовал зондер-командой. Волчара еще тот.

– Ни фига у моего дружбана память!

– Отблагодаришь еще. Я снял их, хватит вам шкуру портить, пусть инструкторами работают. Так и толк будет, да и до конца войны доживут. А то те, кто вложил столько сил в общее дело, ползают и рискуют сдохнуть где-нибудь от какой-нибудь паскуды. Да, это я так решил, Андрей, я могу это.

– Это правильно, – кивнул я, благо уже немного мог ворочать шеей.

Победу я встретил хоть и не лежа, но все еще в госпитале. Капитуляция была подписана 8 марта сорок пятого. Ну, вот сколько смог, столько и приблизил. Думаю, немало успел. Никто, конечно, еще долго не подсчитает потери. Хотя очень бы хотелось верить, что я смог хоть чуточку их уменьшить. Ведь для этого и старался, за это и стал калекой сам. О чем ни грамма не жалею. О Берлине и прочих «радостях» тоже не думал – вообще, наплевал и забыть стараюсь. Если подумать, на мне столько крови, что аж вздрагиваю иногда. Но сплю пока спокойно, хотя сном это не назвать. Раны ноют постоянно, то одно болит, то другое.

Валентина ухаживала за мной, как всегда, хотя и хлопнулась в обморок, когда увидела. В госпитале я провалялся до декабря сорок пятого года, а выйдя из него, исчез для всех. Чужой я тут, чужой, слишком много мне выпало и от своих, и от врагов. Исчез я для всех, ну, кроме жены и дочери, конечно! Остался я калекой на всю жизнь, но ничего, вон их сколько вокруг, даже радуются жизни. А я? Ну, нога плохо срослась, хромать буду всю жизнь, бегать совсем не могу. Левая рука, что была сломана, зажила. Пальцы, которые, как я думал, мне сломали, на правой ампутировали. Оказалось, три из пяти были раздроблены молотком, в кашу, как говорится. В остальном вроде ничего, но это так, для всех, кто видит. На деле же внутри пипец как все болит. Удалили много чего, что-то удалось восстановить. Но я реалист, вряд ли долго проживу, в таком-то виде и состоянии. Но сколько отмерено, все мое.

Исчезли мы всей семьей в Сибири. Просто сели на поезд и уехали. Под Новый год были на месте и устроились в одной маленькой деревушке у семьи стариков. Бабуля и дед были в очень преклонном возрасте, под девяносто обоим, но в здравом уме. Дед, увидев меня в бане, вопросов о войне не задавал, как и бабуля. Прожили мы у них в семье аж до ноября сорок шестого, а потом съехали. Все потому, что всю весну, лето и часть осени я строил свой дом. Совсем уж отдельно в тайгу забираться не стал, чай не один, жене и дочери за что такой «подарок» в виде одичавшего папаши и мужа? Но дом поставил на краю деревни, возле озера. Озеро большое, чистое, а за ним сразу лес. Красота! Даже комары с мошкарой не перекрывают всю прелесть этих мест.

Строил, конечно, не сам. Нанимал в ближайшем городе бригаду, да с техникой. Денег скопилось за войну много, плюс за награды получил очень внушительную сумму, таким образом все и смог осуществить.

Новоселье справляли всей деревней, за почти год, что мы тут живем, подружились со всеми. Хотя и было-то тут три землекопа. Если точнее, то пять старушек, разного возраста, семь женщин под сорок, три деда, два мужика, вернувшихся с войны, и восемь детишек, включая и мою малую. Валентина сначала переживала, целых пять баб без мужей в такой-то глуши, но женщины оказались приличными и даже намеков на нас, трех мужиков в деревне, не бросали.

К лету сорок восьмого Валюшка наконец забеременела. Один из стариков в деревне оказался травником, взялся меня лечить почти сразу. Помните, я говорил, что мне все внутренности отбили. Видимо, повредили чего-то важное, и никак не получалось, в общем. Нет, сам процесс-то был, с этим повезло, а вот именно беременность никак не наступала. Но с помощью таежных травок дед меня оживил. Кстати, даже ногу почти в норму привел, хромаю почти незаметно, но, главное, даже бегать вновь могу. Хотя сначала, после его «массажа», я волком выл. Так вот, в начале следующего года ожидаем пополнение в семье. Все бы хорошо, но вот спрятаться совсем все же не удалось. Еще в сорок седьмом заявились дружки, Веревкин с Олежкой. Оказывается, люди Левитина меня пасли, так что родные отцы командиры знают, где я. Но ничего не предпринимают, а это уже хорошо. Нашли, кстати, не просто так. Левитин, через парней, спрашивал, где бюст дважды Герою ставить. Ответил просто: как положено, так и делайте. Через несколько месяцев прислали по почте фото, как в моем родном городе на фоне моего же бюста стоят мать и отец. Не мои, а того парня, в чье тело я попал, поэтому и не вернулся я к ним. Вид у предков важный, как бы не зазнались от такой радости. А про то, что их сынок даже не приехал к ним ни разу, никто ничего не говорил. А ведь это так и было. Уезжал-то я чуть не врагом для них, вот и не стал возвращаться. Бог судья нам всем.