Тим Волков - Фаворит смерти 2

— В Школе. Про Школу помнишь?

— Нет, — ответил парень. И судя по интонации он не врал.

— Себя помнишь? Имя свое?

— Андрей — вы же сами только что сказали.

— Охренеть! — только и смог выдавить я.

«Нет ничего постоянного. Пирамиды рушатся, металл — ржавеет. А память и подавно».

Смерть вновь появилась передо мной.

«Что с ним? Почему он ничего не помнит? Из-за ран? Или ударился головой?»

Смерть лишь пожала острыми плечами.

Я просканировал парня, но не увидел никаких повреждений головы, только сильные гноящиеся раны, оставленные, кажется, каким-то зверем — на лбу, щеках, подбородке. На мозг было наложено какое-то заклятие, которое я принял за обезболивающее.

«Ничего не помнит — потому что так кому-то надо», — загадочно ответила Смерть.

«Что это значит?»

Я вновь начал сканировать магическим зрением голову Андрея — на этот раз более внимательно. Вскоре обнаружил печать, скрытую блоком. Несомненно заклятие. И весьма изощренное, сложное. Распутать не получилось.

«Они специально стерли ему память?!»

«Не стерли — заблокировали».

«Но зачем?!»

Смерть не ответила.

У палатки послышались голоса. Я показал Андрею, чтобы он молчал про меня, сам спрятался под кровать.

Внутрь зашли двое. Я не видел кто именно, но судя по разговору — врачи. Они что-то сонно говорили про потерянные карточки, потом перешли к обсуждению возможных альтернативных способов лечения раненных.

— Все, ёлки-палки, гноится, — произнес один. — И никакие мази не помогают. Я к Марковичу уже два раза ходил, докладывал.

— А он что?

— Да только рукой, ёлки-палки, машет, мол, лечите как хотите, это не его проблема.

— Как же, не его! Проверка прибудет из Центра — тогда посмотрим как он запоет!

— Да не до этого им сейчас, ёлки-палки, — грустно сказал первый. — Слышал, что твориться?

— Ты про прорыв второго кольца?

— Про него самый, ёлки-палки.

— Слышал. Слишком много слышал, — второй загадочно вздохнул.

— Что так?

— У меня друг — вместе с ним на медицинском учились, так у него брат двоюродный в разведроте был, которая недавно вернулась.

— Да ну?!

— Ей-богу. Он один из тех счастливчиков оказался, кто живым и невредимым пришел.

— Повезло!

— Так он рассказывал, что там, за Барьером, твориться.

— Ну?

— А что «ну»? Тьма кругом и голоса какие-то повсюду перешептываются. Посветишь — никого. Уберешь фонарик — опять словно кто-то совсем рядом стоит. Болото кругом и плачет постоянно кто-то во тьме, будто бы маленькая девочка. Страху натерпелся.

— Жуть, ёлки-палки!

— Еще какая! Самое страшное, говорит, это когда врага не видишь. Ну вот будь он любой, хоть три метра ростом, ты все равно понимаешь — три метра — это не пять, как-нибудь справимся. А тут ничего не видно. Выхватывают, говорит, из тьмы и жрут.

— А магические фонари?

— Да через раз помогают. Гамильтон дерьмо делает, ломается часто. В общем, страхота.

— Поэтому солдатам блок и ставят на память.

— Верно! Тот парень, из разведотряда, говорил, что у тех, на кого было нападение, совсем плохо с головой становится. Если блок не поставишь — с ума можно сойти.

— Да тут, ёлки-палки, всему гарнизону надо ставить — такого насмотришься, и вспоминать не охота!

— Верно!

Из разговора стало понятно, почему Андрей ничего не помнит.

Я дождался пока врачи сделают обход и едва они вышли, шмыгнул к выходу. Уже готов был уйти, как вдруг увидел, что черная тень Смерти наклонилась над одним из лежащих.

«Отойди от него!» — приказал я.

Но та не слушала, стояла спиной ко мне, ссутулившись, что-то бубня и содрогаясь.

«Отойди!» — повторил я.

«Поздно!» — вдруг резко обернулась Смерть. Ее руки были испачканы в чем-то маслянисто-черном.

Хищно сверкнув красными зыркалами, Смерть прошипела:

«Поздно! Он мой!»

И вновь принялась грызть душу умершего, чавкая и хлюпать.

Настроение было хуже некуда. Я выругался, пошел прочь.

Тем же маршрутом, что и пришел, начал возвращаться назад, на заготовочный участок. Но вновь пришлось остановиться и спрятаться — впереди шли солдаты.

Пока пережидал, невольно засмотрелся на Барьер. Его величественность производила на меня странные чувства. Мне казалось, что Барьер — живое существо, причем не самое доброе.

«А может, так оно и есть?» — вдруг подумал я.

Ведь не могли же люди построить такого исполина. Или все же могли?

И словно ответом на мои молчаливые вопросы в голове возник образ, смутный, непонятный. Величественная тень, поднимающаяся до самого неба, расправляющая спину словно от долгого сна. По сравнению с ней я был букашкой и о моем существовании тень даже не предполагала, как не предполагает человек о существовании какого-нибудь муравьишки, когда идет по траве. Многовековая спячка закончилась и оно — это величественное существо, а может быть и сам Бог, — оживало.