Александр Дорнбург - Тревожная весна 1918

Убаши сел передо мной на кошму, жестом поприветствовав меня.

— Холодно, нет, радости не будет, — старик принялся в очередной раз говорить о погоде. — Калмыки очень страдают, но нам предстоит страдать еще больше.

— Хорошо, излагай, мудрый Убаши — попросил я его пояснить эту сентенцию.

Далее старейшина принялся опять уговаривать меня принять кого-то из своих родичей в мой отряд. Вернее отряд Даржи Попова, по прозвищу Джа-Батыр, который уже составляет почти двадцать пять человек. Наемники наше все! Хотя, если этот отряд не использовать в деле, то он будет жрать мои ресурсы, как белый слон у магараджи. Полученную в Ростове добычу мы с калмыками поделили поровну… Почти… Только золотые изделия на свою долю я предпочел брать с камешками, а вместо благородного серебра, забрал себе два мешка с бумагой. Ассигнациями. Николаевки пока еще ходят в обращении, и в отличие от керенок, которые большевики печатают с бешеной силой, так что они еще чего-то стоят.

Не то чтобы бумажные деньги могли бы обесцениться еще больше, чем сейчас — цены росли ежедневно, а вся финансовая система большевиков держалась на шатких обещаниях, исполнение которых зависело от окончательной победы революции во всем мире.

Что же, я вполне понимаю старого прохвоста. Работы тут не много. Вернее у калмыков развиты всего две профессии: воин и пастух. Вот и все по большому счету. Воин идет в армию, то есть принимает православие и приписывается в казаки, что по нынешнем временам дело невозможное. Царя то нет… А пастух всю свою жизнь проводит, выпасая скотину на свежем воздухе. Летом еще ничего, но вот зимой… И в буран. Гиблое дело… Ветер воет, снег хлещет, лошади идут по ветру, пастух с ними. Калмыки говорят: "Табун ушла — и я ушла, табун пропал и я пропал".

Табун всегда нужно стараться держать головами к ветру, иначе лошади уйдут по ветру и погибнут в ближайшем овраге. Сутками на морозе, почти не спать (если удастся поспать в маленькой кибитке табунщика — джалуне часа полтора — уже удача), есть на ходу, в седле, заглатывая ковшик растопленного горячего жидкого бараньего жира и запивая его калорийным калмыцким чаем с маслом, то есть — не работа а мечта. Зато потом из этого пастуха получается неплохой воин, привычный к тяготам и трудностям походной жизни. А у меня любой боец сыт, одет и обут и жалование получает.

В общем, чтобы избавится от назойливого калмыцкого старейшины, пришлось, во славу Будды, дать согласие посмотреть на его очередного родича на вакансию воина-телохранителя. У меня тут, понимаешь, этап стратегического планирования, а меня тут отвлекают всякие… Секретаршу что ли завести, которая будет говорить всем:

— Пока занят, приходите позже.

Но, пока для меня любой партнер это лучший партнер, так как никто сейчас не может выжить в одиночку. Уходя, Убаши бросил на меня быстрый взгляд, и на его старческом лице была написана бесконечная скорбь. От этого взгляда у меня тревожный холодок побежал по спине. Что-то не хорошо сидеть на одном месте, лучше инвестировать свой капитал в дело и окунутся в гущу людей. Целее буду, так как почти все мои телохранители — калмыки, связанные между собой родственными узами, а я для них — чужак со стороны.

Ночью я спал тревожно, ворочаясь на вытертых войлоках под одеялом, но поутру черновой план моих дальнейших действий был готов.

Я тут внимательно анализировал обстановку. Итак, с утра наступило 3 марта 1918 года. Знаменательный день — сегодня будет подписан Брестский мир с немцами. Когда русская армия прекратила сопротивление, то немцы перебросили свои основные силы на Западный фронт. А когда их союзники- большевики, захватившие власть, попытались увернуть от расплаты, то немцы быстро организовали наступления небольшими наличными силами. Наступали германские "поедатели капусты" небольшими кавалерийскими разъездами, которые закреплялись пехотными частями обозников, солдат старших возрастов и прочих тыловиков. Но красным бандам и этого хватило, они трусливо пустились в бега, сколь не призывал их Ленин к "революционной борьбе с Гогенцоллерами". Уже сейчас немцы взяли Нарву, Псков, Минск, Киев и Чернигов.

В результате заключенного мира на юге им осталось оккупировать еще Донецкий бассейн и выйти на границы Области войска Донского по линии Таганрог — Миллерово. Вот такой вот "мир без аннексий и контрибуций" получается. А всякая революционная шелупонь с Донбасса, вроде Ворошилова, переберется в Царицын. Как справедливо писал Троцкий: "Ворошилов есть фикция. Его авторитет искусственно создан тоталитарной агитацией. На головокружительной высоте он остался тем, чем был всегда: ограниченным провинциалом без кругозора, без образования, без военных способностей и даже без способностей администратора". Опасаясь немцев, находящихся совсем рядом с Петроградом, Ленинское правительство большевиков уберется в тыловую Москву и объявит ее новой столицей страны.