Андрей Булычев: Кровь на камнях [СИ litres]

– Это да-а, – вздохнул сочувственно старший унтер. – Эко потрепало-то ведь наших тогда, осенью, под ней! Да и вам, я знаю, тоже тогда здо-орово досталось? А в Бухаресте-то вы и не были, почитай, совсем, аж чуть ли даже не до середины ноября ваши квартиры здеся у окраины пустовали. Вот оттого-то я, видать, и не углядел тебя среди всей вашей роты. Вы-то всё ажно с самой весны на своих дальних выходах с нашей полевой армией были. А ведь когда-то и сам я в походах под полковые барабаны ходил. От Астраханского пехотного, с капральства, да после тяжкого ранения меня уже сюды взяли, – и унтер с гордостью потёр на своей груди медаль за прошлую, прусскую войну. – Ну ладно, касатик, иди уже, куды и сам ты шёл, не задерживаю я тебя более. И Карпычу привет от меня передавай, скажи, что от Фотеича, из комендантских, уж он-то меня знает. Да и Цыган этот ваш, как его, Федька вроде? Тоже, чай, про меня не забыл, – и, усмехнувшись в усы, пожилой унтер повёл свой патруль дальше.

– …Четвёртый плутонг в строю все, Ваше благородие! – доложился унтер Зотов.

– Дозорное звено, вашбродь, все на месте! – выкрикнул из головы строя капрал Лужин.

– Тыловая группа, в строю двое, ваше благородие, все остальные на подготовке к ужину, – отрапортовал командир тыловой группы Ёлкин.

Отсутствующих в роте не было, из увольнительных к месту расположения все возвратились вовремя и без замечаний, и командир егерей вздохнул с облегчением. В последнее время в Бухаресте было много лишней суеты. В армейскую ставку зачастило высокое начальство аж из самой столицы. Прибыло и продолжало прибывать немало офицеров из петербургских гвардейских полков, сановников и прочих всяких там титулованных особ. Российская империя готовилась поставить точку в этой затянувшейся кровавой войне, и следующий 1774 год непременно должен был стать победным. Это подсознательно чувствовали все, от рядового пехотинца и до генерала. А уж у «столичных» на это дело нюх был всегда особый! Ведь там, где светит виктория, – там обязательно будут ордена, чины и большие премиальные, и там будет возможность выделиться, блеснуть в глазах высоких сиятельных особ, а возможно, что даже и перед самой императрицей. Вот и фланировали сейчас высокие господа в центральных районах большого, чужого города, скучая и томясь без дела. А тут на́ тебе, простой солдатик идёт в своей егерской шинельке.

– Да как ты честь отдаёшь, мерзавец?! Почему сапоги у тебя не почищены и на штанах брызги от грязи?! Что за хвосты такие на картузе и почему букли, зараза, не накрутил! А коса у тебя отчего плохо напудрена?!

Да мало ли до чего может придраться какой-нибудь заезжий ротмистр или, скажем, полковник, тем более под играющую в его крови черешневую палинку, сливовую цуйку или даже благородное французское, выкушанное в местной ресторации.

Но в этот раз пронесло, воскресный день тревог и волнений не принёс, и капитан-поручик Егоров приготовился распускать своё подразделение для принятия пищи.

– Рота, со вторника все построения на улице перед тем домом, где лежит наш раненый Афанасий! Леонид, пробей сигнал «к столу»! – Алексей кивнул барабанщику, и над городскими предместьями раздалась дробь барабанного боя. – Рота, для принятия пищи разойдись!

В понедельник в главном квартирмейстерстве армии, как обычно, царило большое оживление. Полковые начальники и командиры отдельных батальонов приезжали на доклад сами или же высылали на него своих заместителей. Тут проходили многочисленные плановые совещания и сборы по всем возникающим вопросам. Шла кропотливая штабная работа по подготовке к предстоящему этой весной наступлению.

Лёшка на такие высокие собрания штаб-офицеров вхож не был, чему, в общем-то, и сам был совершенно искренне рад. Его непосредственный начальник и куратор, барон фон Оффенберг, был уже месяц как в отъезде. Военная коллегия посчитала возможным перебросить со Второй армии часть полков на Дунай, и теперь Генрих Фридрихович на месте определял, какие силы будут достаточны для сдерживания турок под Очаковом и какие нужны для контроля огромной территории всего северного Причерноморья. А какие, стало быть, можно было бы и перебросить на юг безо всякого ущерба для северного направления.

Особого дела до роты Алексея пока что никому не было, и после традиционного доклада подполковнику Соболеву обо всех текущих делах в роте, и даже не выслушанный им до конца, он был выпровожен заместителем главного квартирмейстера из кабинета с дежурными словами: