Михаил Ланцов - Крестоносец

— Кто ты? — наконец спросил Царь, уставший от пустого спора.

— Человек. Если так вообще возможно назвать того, кто живет второй раз. Мда. Знаешь, когда-то я очень хотел жить. Любой ценой. Я считал, что Вселенная не справедлива ко мне. Но теперь…

— Что теперь?

— Я не знаю, что теперь.

— Ты же говорил, что пришел дабы защитить Рюриковичей.

— И я это сделал. Я сломал лицо Степи. Натянул глаз на жопу боярам. Укрепил твою власть. Показал, что нужно делать с армией и как воевать. Но дальше то что?

Произнес Андрей и пройдясь по комнате уставился на огонек масляной лампы. Его лампы. И после долгой паузы тихо начал декламировать:

— Каждый верит, что в полотне жизни сам выбирает по нраву нить. Только вот у судьбы есть на всех свой план, невозможно ей угодить. Ее мудрое сердце и добрый нрав — это сказки для простаков. Ведь она не уймется не обокрав, оттого мой девиз таков: делай то, что должен, будет то, что будет, кто-то тебя поддержит, кто-то тебя осудит — главное — мир уже не забудет![2]

— И что ты должен?

— Бороться. Я только здесь осознал, что иного не могу, не хочу и не умею. И если я не найду подходящую цель, то моя натура не усидит и… в общем все закончится очень плохо. Такова уж моя природа.

— Тебя таким сделал ад?

— А кто тебе сказал, что я пришел из ада? — усмехнулся Андрей. — Из ада нельзя уйти, хотя там открыты двери, и никто никого не стережет. В этом суть.

— Не понимаю.

— Я не хочу говорить вещи, которые бы пошатнули догматы веры. Я сюда не пришел подрабатывать пророком. — продолжал гнать пургу Андрей.

— И все же.

— Страшный суд для каждого человека наступает сразу после его смерти. И в ад он отправляется только по итогам судилища. Как там поется? На справедливый суд, дороги все ведут, где обретут заслуженный финал: награда или кнут — последствия найдут, того что ты при жизни выбирал.

— Выбирал?

— Выбирал. Оцениваются только твои поступки и только поступки. Слова — это тлен. В земных судах круговорот мирских идей — здесь невиновным быть страшнее во сто крат. Когда решает все неравенство людей, предельно ясно кто был прав, кто виноват. А нам дела твои видны со всех сторон, подумай дважды, если ходишь в подлецах. Здесь кем бы ни был ты не обойдешь закон, поскольку правда не в словах, а на весах. — продолжал Андрей цитировать фрагменты рок-оперы «Орфей».

Царь замолчал, потрясенный этими словами.

— На весах? — наконец переспросил он. — Каких весах?

— На одну чашу кладется перышко, на вторую — твое сердце. И молись, чтобы сердце не весило больше перышка.

— Но это невозможно!

— Там, — мотнул Андрей головой, — возможно. Ибо вес твоего сердца там складывается из грехов и чувства вины за содеянное. Совесть ТАМ имеет абсолютную власть. Она твой палач и спаситель. Она твой тюремщик и твой освободитель. Здесь ты можешь с ней договориться, усыпить ее бдительность, обмануть, обхитрить. А там — нет…

— А как же Божий суд?!

— Это он и есть. Или ты думаешь, что Ему больше нечем заняться, чем каждого муравья судить? — усмехнулся Андрей. — Твоя совесть сама тебя осудит. И сама накажет. Ад — это то место, где каждый подвергается своей собственной совестью особой пытке, связанной с теми грехами, что ты совершал. Двери в нем открыты. Ты волен уйти в любом момент. Но совесть мешает… Ибо она твой настоящий тюремщик. И с ней ТАМ не договориться. Ее ТАМ не обмануть.

Царь промолчал.

В конце концов не он жил вторую жизнь и оспорить слова этого человека, стоящего перед ним, он не мог.

— А как же второе пришествие? — после изрядно затянувшейся паузы, спросил он.

— Почем мне знать? Это «святые отцы» много что напутали. Вон — в древнем варианте Евангелие записано, что мы — слуги Божьи. А в переводе на славянский чего написали? Правильно — рабы.

— Ты не шутишь?

— С какой стати мне шутить? Дулос[3] — это слово со множеством смыслов. И раб, и слуга, и младший родич и прочее. Какое из них правильное? Судя по тому, что сами греки написали, когда более тысячи лет назад переводили Евангелие на латынь, правильным является — слуга. Тогда и Империя была едина. И Константин Великий с Феодосием контролировали их язык, дабы глупостей никаких не совершали. А как обошлись со славянами? Что это? Злой умысел или обычная человеческая глупость?

Царь промолчал.

— Ладно, это все к делу не относится. И я прошу тебя — не говори никому об этом. Подрывать авторитет Церкви, даже зарвавшейся и залгавшейся не лучшая стратегия. Если, конечно, ты не желаешь гибели христианству, которое переживает ныне не лучше дни.