Владимир Поселягин: Прорыв

– Какие?

– Гестаповцы на «дугласе» прилетели. Тоже рейсовая машина, но нам и она сгодится. Мы с задания полетим, а не на задание. Уже легче.

– Это точно.

– Покажи мне на карте обозначенную зону работы, попадает на него этот аэродром или нет… М-м-м, нет, не попадает. В двадцати километрах от границ нашей зоны. В общем, он вообще с другой стороны Берлина находится. Но двигаемся всё равно к нему, времени до наступления темноты порядочно. Весь день впереди. Установим все мины что есть, побезобразничаем на дорогах, по-тихому уничтожая посыльных, патрули и всё что встретится. Дальше аэродром, самолёт, и к нашему лесу в окрестностях Ровно возвращаемся. Все, покатили.

Мы покинули трассу и съехали на второстепенную дорогу. Дальше, построив бойцов и командиров, я поставил всем задачу по ближайшим нашим действиям, чтобы в курсе были моих планов. Показал Бабочкину и Берёзову на карте, где находится аэродром, дал его примерное внешнее описание, всё со слов обоих гестаповцев. Ну, а дальше мы двинули. Ставили мины, пока те не закончились, и, работая под патруль, останавливали машины. Несмотря на то что мы сапёры, под эти патрули работали многие, хотя согласно докладу пленных, русских диверсантов вроде как обнаружили, но там много странностей. Вот так мы успели перехватить восемь посыльных на мотоциклах-одиночках, два патруля, тоже на мотоциклах, только тяжёлых с колясками и пулемётами. Бронетранспортёр был, причём французский, ну и шесть грузовиков общей численностью. Но не это главное. Приметив как-то грузовичок-полуфургон с надписью «Почта» на борту, я приказал его остановить. Водителя случайно зарезали, узнал меня гнида. С машиной я угадал, была там свежая пресса из Берлина и на разворотах всех газет моё фото на всю страницу. Я наполовину залез в танк и спокойно смотрел на камеру. Каждую чёрточку лица запечатлели. Точно пора валить, хватит, заигрался. Так что всю прессу бойцы разобрали на память. Я им её даже подписал, кому и за что, ставя автограф. Да и про карты Берлина не забыл, тоже надарил с автографами. Бойцы и лётчики в ответ на развороте моей газеты тоже расписались, с благодарностями.

И вот за два часа до наступления темноты, когда мы потрошили очередной оставленный грузовик, в нём снаряды были, хотели сделать мину-ловушку, чтобы рванул, когда будет проходить мимо какая техника, вдруг нас обстреляли из дальней рощи. Там мелькали фигурки солдат. Видимо, заметили, поняли, что делаем, ну и открыли огонь. Стрелков было несколько, судя по звуку, из карабинов били. Наши пулемётчики ответили из двух МГ. Пули, казалось, неопасно посвистывали вокруг, я сразу приказал грузиться, уезжаем, нашумели, нужно покинуть эту зону, но когда схватился за ручку двери транспортёра, открывая её, то почувствовал удар, пуля вошла в спину, в горле заклокотало, ноги начали ослабевать. И почему-то голове засела мысль, никак не могу сглотнуть комок в горле. Ну вот не глотается, и всё тут. Всё на этом. Разве что помнится чей-то крик о том, что меня ранило, вот теперь точно – всё.

Дальше помню обрывками. Лица Бабочкина и Берёзова, что так странно покачиваются сверху… Меня куда-то несут. Всё время качает. Выстрелы, близко, отдают в левое ухо. Во время одного из просветлений повторил приказ фельдшеру Игнатову, что дежурил рядом со мной, что вместо меня командует Бабочкин. Да все это и так знали, я уже не раз говорил, война – всякое бывает. Потом, помню, очнулся от гула авиационных двигателей, меня укачивало во время полёта. Потом вроде лес был, и уже день, хотя до этого явно ночь, и немцы вокруг, ни одного знакомого лица. Новое пробуждение, состояние между сном и явью, дорогу рассмотрел в окне машины и верхушки зданий. Потом операционная мелькнула, и яркий свет в лицо. Врачи были. Но наши или немцы, непонятно. Дальше отруб, и уже ничего не помню. Интересно, и где я очнусь?

Конец второй части