Александр Плетнёв: Адмиралы Арктики

– Так что, Константин Иванович, как говорится – чья инициатива, тому и выполнять, – Бюнтинг слегка развёл руками. – На мой взгляд – сухопутного и невоенного человека, совершеннейшая полумера, но в ваших северных… полярных условиях я совершенно несведущ. Да и повода пока горячиться не нахожу, несмотря на усилия газетчиков раздуть «японскую» панику. Однако коль изыщете нечто любопытное, всенепременно извещайте меня, в любое время дня и ночи-с.

Вот и получилось (повторяясь) – быстро, несмотря на встречи-чаепития, прощания, напутствия-инструкции, вёрсты санного пути….

И судно, по прибытии в Александровск, к новой вылазке по велению губернатора, стараниями портового начальства, старпома и команды было исправно и готово.

Задачу «Скуратову» с экипажем поставили бесхитростную и не сложную, не включающую в себя преследование по льду, либо по воде – просто подойти к границе ледового поля и курсировать в дозоре. Вдруг вернётся…

Престин не стал высказывать сомнения, что неизвестный корабль может и вовсе не возвращаться. Или вообще уйдёт другим маршрутом, учитывая, с какой лёгкостью он взламывал ледяное поле.

Ответил по-военному «есть» и откланялся.

Что ещё можно сказать? Откуда появились фотоснимки, так и не выяснили (никто и не пытался). Хотя чего уж там – пара «норвежцев» и один «англичанин» в Екатерининскую гавань заходили, пока суть да дело. И где бродяжничали, чего видели – они не особо распространялись. Стало быть, кто-то из них.

«И вот же чертовщина какая, – мелькает запоздалая мысль, – мы только на третьи сутки, после того как облазили Землю Александры [6]и ближайшие острова, примерно сообразили – куда, а верней, “в когда” нас занесло!»

Пусть это и было самое простое решение, но в той ситуации вполне в логике – пошли утверждённым маршрутом, взламывая лёд… и мозг: что же с нами всё-таки произошло?!

Кто-то потирал ушибленные углы человеческого тела, кто-то затылки – всё с тем же вопросом: «Что за фигня?!», поминая «белый свет в глаза», перед тем как потерял сознание…

– Всё вокруг стало ну точно как кинолента засвечивающаяся, и-и-и… бац! – взъерошенно прокомментировал главмех. Сам он любитель-кинооператор ещё с лохматых времён, вот у него и возникли первые ассоциации.

Это было самое точное описание последнего, что успели выхватить многие перед отключкой.

Иногда ветер с севера подхватывал повышенную влажность, тянул сыростью, и шхуна покрывалась белым пушком изморози. Дым из трубы, смешанный с паром, оседал на полуюте, такелаже грот-мачты грязными сосульками, которые при волнении бились друг о друга мелодичным звоном. Боцман периодически гонял матросов счищать лишние наросты.

Несмотря на упрямый «норд», нахлёстывающий встречной волной в левую скулу, «Скуратов» уверенно держал девять узлов.

Волнение было небольшим – 4–5 баллов, но иногда нос судна слегка вздрагивал, сорокаметровая шхуна плавно перекатывалась на длинной волне. И если прислушиваться к работе машины, казалось, что в такие моменты она меняла тональность – перестук слегка учащался, затем растягивался, и опять…

– Будь мы на ровной воде, я бы не удивился, если наш старичок выдал бы свои паспортные, как на мерной мили верфи «Братьев Самуда» [7], – прячась от пронизывающего ветра, мичман тем не менее излучал удовольствие. – Что скажете, Константин Иванович?

– А с чего вдруг такая ходкость?

– Уголёк-с! Старший механик говорит, хороший нам уголёк-с загрузили давеча в порту.

По прошествии вторых суток ход пришлось сбавить – подвывающий норд гнал отколовшиеся от ледяного массива сначала мелкие айсберги, затем стали попадаться более крупные экземпляры. Их удачно обходили стороной, но получив пару раз от этих ледяных обломков основательный «бумс» в железные обводы корпуса, Престин приказал перейти на «средний».

Ходовая рубка не особо возвышалась над шкафутом, поэтому при опасном маневрировании необходимо было выходить на открытый мостик… основательно утеплившись, естественно.

Долго вахтенных сигнальщиков на холоде не держали, регулярно загоняя в тёплое, отогреться и попить горячего чая.

Мичман, постоянно отслеживающий горизонт, вскоре доложил, что уже видит в бинокль ледовое поле, однако оказалось, что это здоровенный кусок, дрейфующий отдельно. Его обогнули и только тогда по курсу разглядели сизо-белое разрозненное скопление, раскинувшееся по горизонту, теряющееся вдали.