Антон Скрипец - Пулемет для витязя

Кто подсказал ему сделать следующее движение – рука, шлем или все-таки собственное воинское умение – поди разберись. Но едва уложив следующего хирдмана Хёгни, Тверд мигом метнулся за укрытие стены. Проводил его оглушительный грохот, огласивший внутренний двор гидльдийских Палат. Дверь, за которой хоронился он до сих пор, превратилась в большое расщепленное решето. Пули ощутимо застучали и по стене, но толстые бревна взяли весь удар на себя.

– У него снайперский шлем! – послышался снаружи выкрик одного из нордов.

– То-то он двоих уже положил.

– Граната!

Что означало последнее слово, Тверд не знал. Впрочем, не нужно было долго шевелить мозгами, дабы уяснить – чего хорошего можно ждать от обложившего тебя врага?

Снова раздался дробный перестук выстрелов, и измочаленная дверь опять содрогнулась от принятых на себя смертельных подарков. Тверд невольно отодвинулся от нее еще дальше, инстинктивно прикрывая голову руками с зажатым в них оружием. И в следующее мгновение что-то тяжело стукнуло о деревянный пол, грузно покатившись по нему от двери.

– Что за… – только и успел произнести Тверд, непонимающе глядя на небольшой металлический брусок, меньше кулака размером, что забросили в дверь норды.

В следующий миг бахнуло так, что его отшвырнуло к стене. В глазах потемнело, и последней запоздалой мыслью было горькое: «Да что ж я в последнее время все битвы заканчиваю одинаково – валяясь и умирая»…

– Да готов, снайпер сраный.

Боль. Все тело будто вывернули наизнанку. И шум в голове. Такой, что нельзя было понять – то ли от него так кряхтит и шипит в ушах, то ли снова включились голоса в изрядно вмявшемся в голову шлеме.

– А крови что-то не видать.

– Ну, так натечет еще. Пока, должно быть, в доспех стекает. Вон его как расплющило.

Шипение в ушах. Приглушенные голоса. Рвущая боль.

– Где расплющило? Ты видишь хоть одну пробоину?

Он почувствовал, как над ним кто-то склонился. Глаза открывать не стал. Из предосторожности. Да и не очень-то хотелось. Железный щелчок – открылся шлем. Хорошо хоть, того, кто нагнулся, а не его. Тяжелое дыхание.

– Да какого одноглазого ты всматриваешься в этот труп? – третий голос. Командный и очень недовольный. – Поцелуй его еще! Сомневаешься, что мертв, так пулю всади.

Как бы Тверд сейчас ни умирал, торопить этот процесс не собирался. Шевельнул пальцами. Оказалось – пустыми. Видать, самострел с красным лучом прицела отлетел куда-то в сторону, а выяснять, куда именно, возможности не было.

Зато оставался другой. Короткий. В специально пристегнутом к ноге чехле, который Прок называл чудно. Кажется, как змею. Коброй, что ли…

Тверд терпеливо, стараясь никак не выдать того, что пришел в себя, ждал. Ждал, когда этот нордский урод разожмет защелки и стянет с его головы измятый шлем, дергая и теребя разламывающуюся от боли башку так, словно не выстрелить в нее собирался, а оторвать. И как только голова ощутила легкость, а лицо – приятно мазнувшую по нему прохладу, он разлепил веки и глянул прямо в удивленные глаза поганца. У того было какое-то по-бабьи ухоженное лицо, совсем не как у настоящего викинга, и аккуратно постриженная бородка.

– Да он… – выдохнула пародия на нурманна.

Ожившая шуйца Тверда довершила начатое. Кулак стиснул рифленую рукоять самострела, в долю мгновения вырвал его из чехла и направил в лицо врага.

– …жив.

Гром выстрела разорвал голову новой вспышкой боли. Но не так, конечно, как башку норда. Того откинуло назад, обдав лицо кентарха липким и теплым. Утирать эту гадость было совсем недосуг. Свалившись набок, Тверд выставил вперед руку с зажатым пистолетом, даже не пытаясь сквозь застилающую глаза муть разглядеть, где находятся остальные вои, полностью полагаясь на «чутье» шуйцы.

И она вновь не подвела.

Пистолет, как называл этот обрубок все тот же Прок, оглушительно бахнул, выплевывая в короткой огненной вспышке очередной осколок смерти. Первый выстрел раскровянил дернувшуюся вверх руку нурманна с зажатым в ней цевьем автомата. Второй заглушил короткий вскрик, разорвав норду с бритыми налысо висками горло. Булькая, хрипя и зажимая страшную рану выбросившими оружие пальцами, он с полными ужаса глазами грохнулся на колени.

Третий стрелок порскнул за стойку с прислоненной к ней куче ломаных клинков. Отправленная в него пуля цвиркнула о железо и отрикошетила в стену. Следующая дело не поправила – вместо того чтобы громыхнуть, выпустив ее во врага, пистолет сухо щелкнул.