Александр Башибузук - Его Высокоблагородие

Я неплохо владею одесским «диалектом», но сейчас, чтобы не ставить себя на один уровень с клиентом, отказался от него и перешел на сугубо официальный язык.

– Господи боже мой! Да что вы такое говорите! – оскорбленно взвился Шмуклерович. – Георгий Владимирович, право слово, я не понимаю, за что я навлек на себя вашу немилость!

«Ага, Георгий Владимирович фон Нотбек, – машинально отметил я про себя. – Ну наконец-то я хоть что-то про себя узнал. В принципе, ничего так. Солидно…»

Но озвучил совсем другую фразу:

– Израиль Львович, вы прекрасно знаете, что выход из Одесского порта был строго запрещен всем судам без исключения, кроме военных кораблей. Не напомните мне, каким таким загадочным образом вы его покинули?

– Ну… – слегка смешался еврей. – Это вы предоставили мне разрешение за подписью коменданта гарнизона. Но при чем здесь…

– Потрудитесь вспомнить, где вы нашли уголь в достаточном количестве для перехода в Константинополь? – я опять оборвал судовладельца. – Это при том, что угля в порту наблюдался неимоверный дефицит.

– Опять вы, Георгий Владимирович… – уныло согласился Шмуклерович, скорее всего, уже догадавшись, к чему я клоню.

Его жена внимательно слушала нас, но не вмешивалась в разговор. Я не спеша встал, аккуратно перерезал на ней веревки, после чего вернулся за стол и с легкой насмешкой поинтересовался у Израиля Львовича:

– И что же я получил в ответ? Не трудитесь, я сам отвечу. Черную неблагодарность, вот что я получил в ответ.

– Изя… – наконец нарушила молчание Циля Абрамовна. – Рассчитайся с человеком, как положено. Он таки зашел с правильной стороны, – неизвестно откуда, жестом фокусника она извлекла ключ и положила перед мужем на стол, а потом нервными, злыми движениями принялась его развязывать. – Держи. И больше так не делай, иначе ты сделаешь меня вдовой гораздо раньше, чем я планировала.

– А что я, что я… – пристыженно заныл Шмуклерович. – Я так и собрался сделать. Но… но не успел…

– Цецилия Абрамовна, – я встал и совершенно искренне поклонился женщине. – Преклоняюсь пред вашей мудростью и красотой. Надеюсь, вы не пострадали?

– Этот шухер таки не стоит даже ваших слов, – пренебрежительно отмахнулась еврейка. – В свое время меня грабил сам Япончик, а это, я вам скажу, на самом деле было что-то с чем-то. Правда, Миша был очаровательно культурным человеком, примерно таким, как вы, только чуть красивше на лицо, но не то что эти халамидники. Не хотите, господин фон Нотбек, капельку пейсаховки? Моя мама, а она была святой женщиной, я вам точно говорю, научила меня делать настоящую пейсаховку.

– Не откажусь, Цецилия Абрамовна, – я с улыбкой кивнул женщине и пристально посмотрел на потирающего запястья рук Шмуклеровича. – Израиль Львович, думаю, нам пора приступить к делам. Для начала озвучьте точную сумму, полученную вами с каждого пассажира, а потом аккуратно отсчитайте от нее семьдесят процентов в мою пользу.

– Божечки… – схватился за сердце судовладелец. – Да лучше бы меня ограбили эти босяки. Ни боже мой, сорок и точка. Смею напомнить, это таки пока мой пароход.

– Если бы не я, эта ваша посудина… – я углядел на столе коробку с сигарами и, позаимствовав одну из них, аккуратно откусил ее кончик специальной гильотинкой, – эта ваша посудина, максимум через неделю была бы реквизирована красными. Смею напомнить, совершенно бесплатно. А что было бы лично с вами, я вообще не представляю. Кстати, слышали, что у большевиков все общее? Нет? Да-да, даже женщины. Шестьдесят пять и только из огромного уважения к вашей прекрасной супруге. И я еще не упоминаю о скромной премии в мой адрес за ваше спасение, а также о штрафных санкциях за срыв оплаченной доставки к месту назначения. Хотите, я позову этих несчастных и спрошу, кого они считают виноватым в произошедшем? Интересно, нет ли у них желания потребовать свои кровные назад? Ну что вы, что вы, Израиль Львович, не надо хвататься за сердце, меня это совершенно не трогает. А кто меня хотел кинуть? Александр Сергеевич Пушкин или некий Шмуклерович? Ай-яй-яй… Не стыдно?

В общем, я немного поигрался с клиентом и великодушно согласился на шестьдесят процентов от общей суммы. Нет, конечно же, при таком количестве козырей в моей колоде, его можно было обобрать как липку, но я никогда так не поступаю. Фигурант должен расставаться со средствами охотно, да еще считать вас при этом благодетелем. Примерно так и получилось.

Ювелирные изделия, румынские леи, турецкие лиры и еще какую-то экзотическую резаную бумагу я безжалостно отверг. Французские франки тоже. В Европе бушует послевоенный кризис, обмен на золото все прекратили, курсы валют скачут как сумасшедшие и дальше будет только хуже, поэтому я остановился на родных золотых червонцах, а также британской и североамериканской валюте. То есть самой устойчивой на данный момент. В итоге я получил увесистый мешочек с российскими золотыми монетами разного номинала, общим весом два килограмма четыреста двадцать два грамма, восемьсот фунтов стерлингов и полторы тысячи долларов. И да, все-таки турецких лир взял немного, всего тысяч пять – внушительную стопку купюр, перевязанную шпагатом. На мелкие расходы. В Царьград следуем или куда? А там светить рыжьем и твердой валютой явно не стоит.