Александр Антюфеев - Балтийская Регата

Пока готовили чай и ждали переводчика повисла вынужденная тишина. Ведь невозможно же вести предметный разговор слепого с глухонемым. Минуты через три появился чай, а ещё через пять и переводчик.

Услышав слово, «переводчик» можно было представить себе какого-то тощего женоподобного юношу, всенепременно очкарика, но в комнату вошёл детинушка двухметрового роста вполне себе зверского вида со свернутым совсем чуть, чуть на право носом — следы былого увлечения боксом. При виде старшины, этакого свирепого вида, дедок переменился в лице и у него отвисла челюсть. Явно он уже стал мысленно примерять на себя деревянный бушлат. Такая реакция на вид переводчика возникала моментально у всех, кто встречался с ним по работе с «противной стороны». Их всегда приходилось успокаивать. Все и всегда, разговаривая с ним, проявляли удивительную лояльность и прекрасную словоохотливость, за что переводчика берегли и лелеяли в штабе. На самом деле, как и все люди высокого роста и не дюжей силы, старшина был на редкость добродушным и приветливым человеком, душой компаний и застолий, а девушки теряли дар речи только раз посмотрев в его сторону. Голубоглазый русый гигант с развитой мускулатурой производил на них такое-же впечатление, какое производит питон в дебрях Амазонки на робкого суслика или кролика, я не совсем представляю себе суслика или кролика в дебрях этой самой Амазонки, но впечатление было именно такое, готов настаивать. Как такое могло вырасти в военные года совершенного голода оставляю на совести матушки природы.

Звали дедка Уве Фишер и был он капитаном буксира «Тор». Буксир был прописан в Штральзунде, но на сегодня находился в Ростоке так как последние два года он с тремя небольшими баржами работал на перевозках грузов от Ростока до Киля.

Грузы предназначались для зондерконвоя фюрера. Сам он жил в маленьком собственном домике на окраине Штральзунда со своей женой. Два его сына ещё в сорок втором и сорок третьем годах пропали на восточном фронте. Oн надеялся, что они ещё живы. Бомбардировки Штральзунда союзниками не задели его домишко, но это к делу не относится, и он очень раскаивается, что его сыновья пошли за фюрером в Россию, о да, конечно, не Россию, а СССР. В общем он тут ни при делах, война есть война, господин офицер сам это хорошо знает. А он очень послушный и лояльный к любой власти, а политика его не интересует. Но к делу, так к делу. В начале апреля баржи встали под погрузку в Ростоке вместе с буксиром. Груз грузили очень медленно из-за постоянных налетов союзников и по мере его поступления на причал. Груз предназначался на подводные лодки «U530» и «U977», стоящие в Киле. Груз состоял из нестандартных ящиков разного размера грубо сколоченных из досок. Откуда груз и что в ящиках он не знает, так как ему было запрещено даже приближаться к баржам в период погрузки, но охрана его не гнала в связи с преклонными годами, и он безвылазно сидел на своем буксире. Да, господин офицер, даже в налеты. Ближе к концу погрузки он получил письменный приказ из гестапо, следовать в Шральзунд и сидеть в своем доме до тех пор, пока к нему не придет офицер СС не скажет пароль и, затем, он будет действовать по приказам этого офицера. Даже вернется ли он на свой буксир он не знал. Он поехал домой, что было не так просто сделать, господин офицер, но он послушный человек и выполнил приказ. В самом конце апреля офицер СС появился в его доме с двумя железными ящиками, похожими на мины. Каждый ящик весил как минимум 20 килограмм. Не успел Уве покормить эсэсовца и дать ему отдохнуть, как за окном загрохотало и в предместья города вкатились русские танки. Офицер выскочил за ворота оценить обстановку и был застрелен из танкового пулемета. Вот его документы. Никакого приказа Уве он отдать не успел, а вот ящики остались в его доме и Уве очень боится, что ящики могут взорваться и взорвать весь его дом на мелкие кусочки, как дом фрау Эльзы. Что стало с буксиром и баржами он не знает. Вот в общем-то и всё. Как выглядят ящики? Ну, знаете такие железные, покрашены черной краской, на одном надпись жёлтой краской «Анэнербе» и «U530», а на другом просто «U530». На этом полезная информация оборвалась и пошли лишь бессмысленные причитания, охи и ахи. Уве Фишер пошел на время в камеру, где его покормили. А майору пришлось поработать. Он написал письменное донесение и отправил его служебной почтой. Затем он не поленился сделать звонок по инстанции и обрисовать вкратце дело. Удивительно, но он получил ответ уже через каких-то шесть часов, а может и больше, я не следил за временем и за ним.