Михаил Попов - План спасения СССР

Ватсон неуверенно кивнул.

– Но тем не менее на сцене я не задержался. Меня привлекал театр, но угнетала театральная жизнь. Необходимость притворяться, когда нет ни малейшего желания делать это. Мне кажется невыносимо скучным играть двадцать раз подряд одну и ту же роль. К тому же я ленив. Тут я предлагаю еще раз вспомнить мою любовь к длительному диванному лежанию. И я решил заняться частным сыском.

– Насколько я могу судить, работа хлопотнее театральной.

– На первый взгляд. Главное в работе сыщика то, что всегда можешь от нее отказаться, если она тебе не нравится, и в любой момент ее бросить, если она тебе надоела.

– Но гонорар?..

– Я забыл вам сказать, что мой отец к концу жизни стал весьма состоятельным человеком. Он провел много времени в Южной Африке и сделал чрезвычайно удачные приобретения. Меня за мое беспутство он проклял как отец, но понял как ирландец. Через Майкрофта я узнал, что значительная часть наследства мне гарантирована. Как правило, о таких вещах еще раньше тебя самого узнают твои кредиторы. Таким образом, я получил возможность делать такие долги, которые позволяли мне существовать, не задумываясь ни о чем, кроме моих удовольствий. Профессия сыщика позволяла мне входить в тесный, часто очень тесный контакт со множеством людей. Среди них было немало женщин. Какие-то из них привлекательны, какие-то состоятельны. Иногда это совпадает.

– Вы хотите сказать, что случай на третьем этаже…

– У вас снова потрясенный вид. Вы что же, друг мой, все эти годы всерьез думали, что я этакий монах сыска? Я, здоровый, привлекательный, обаятельный мужчина! Вы думали, что женщины меня занимают только как клиенты или свидетели?

– Я думал, что вы джентльмен.

– Не хочется вас разочаровывать, но для большинства женщин важнее убедиться в том, что вы мужчина, а не в том, что вы джентльмен.

– Это не английский юмор.

– И тем не менее, Ватсон, и до встречи с вами, и после нее я вел веселую жизнь. Где-то между простой половой невоздержанностью и настоящим распутством. Потому-то я и снял квартирку у нашей милейшей миссис Хадсон. Это была тихая заводь в море бушующей женской стихии. Будь я мелкий пошляк, я бы поселился у какой-нибудь молодящейся вдовушки и тайком от вас таскался бы на ее половину, хлопал по заднице при каждом удобном случае и требовал, чтобы она не брала с меня деньги за кормежку, ибо большая часть энергии на нее же, вдовушку и тратится по ночам.

Холмс возмущенно затянулся дымом. Описанное поведение представлялось ему отвратительным.

– Такие, как вы, Ватсон, семейные счастливцы…

– Оставим это!

– Как хотите. Итак, время вернуться от женщин к характеристике моей работы. Первоначально я брался за любое дело, я искренне хотел победы в этих витиеватых поединках с проявлениями неистребимого многоликого зла. Я старался. Поверите ли, рисковал здоровьем и входил в расходы ради достижения результата. То есть вел себя именно так, как и положено тому Шерлоку Холмсу, что описан вашим волшебным пером. После годичных мытарств я пришел к глубокому, хотя и неожиданному выводу.

Тяжелая, длинная затяжка.

– Мир преступления, мир реального, бытующего преступления невероятно скуден, сер, однообразен, плосок. Вспомните, как я порой открыто сетовал, просматривая отделы уголовной хроники лондонских газет. Повар побил скалкою свою жену, заподозрив в связи с поваренком. На рынке Гринхарниш похищены три лотка с рыбой. В драке между кэбменами выбито пять зубов, из них два лошадиных. Какой смысл всем этим заниматься?! К тому моменту, когда мы об этом читаем, повар помирился с женой. Кэбмены и лошади поделили зубы. Рыба или съедена, или протухла. Наконец мы натыкаемся на что-то интересное. Заголовок: «Таинственное убийство!!!» Миссис такая-то зарезана в своей комнате. Ящики бельевого шкафа выпотрошены. Через четверть часа после начала следствия обнаруживается на первом этаже того же дома пьяный квартирант, безработный кочегар. Карманы его куртки набиты тонким женским бельем. На столе початая бутылка дорогого джина. На вопрос, откуда у него все это, он с пьяными рыданиями сознается, что он убийца.

По лицу великого сыщика пробежала гримаса отвращения.

– Были дела более кровавые, но не было более запутанных. Я затосковал. И хотя мне, как уже говорилось, нравился мой образ жизни, я начал подумывать о смене декораций. Судьба человека – это характер плюс два-три случая. Иногда достаточно одного. Ум нужен для того, чтобы распознать такой случай. Вот мой. По просьбе одной экзальтированной и состоятельной дамы я затеял возню вокруг истории со смертью ее брата. Смерть эта, по ее мнению, наступила безвременно. И в этом была ее главная странность. Смерти, но не дамы. Сорокалетний мужчина скончался от сердечного приступа. Так заключили врачи. По мнению сестры, он был кем-то убит. Она истерзала своими претензиями полицию. Особенно инспектора Лестрейда. Он и без того был тогда на неважном счету в Скотланд-Ярде, бедняга. Как раз тогда мы познакомились и сдружились на всю жизнь.