Иван Оченков - Путь на Балканы [СИ]

— Что-то больно маленькое оно у вас.

— Тут видишь, в чем дело, — помрачнели переговорщики. — Прежде-то наше село куда как больше было. Оттого и дом господский у нас, и церковь. Потому, наш верх должон быть, а они это признавать не желают!

— И что же случилось, что вы так захирели?

— Чего-чего, дом господский загорелся.

— Это бывает, если пожарную безопасность не соблюдать, а вы тут при чём?

— При чём – не при чём, а только из города исправник приехал со стражниками, да половину мужиков и повязал. А дальше, кого по суду в Сибирь упекли, кого барин в иные деревни переселил…

— Понятно, а усадьбу-то барину за что подпалили?

— Не знаю, — насупился крепыш. — То давно было…

— Известно за что, — снова вмешался парень, поднявший прежнего главаря на смех. — Больно много девок перепортил, старый хрыч. Ладно бы своих дворовых пользовал, а то и на деревенских полез.

— Помогло?

— Чему помогло?

— Ну, перестал девок портить?

— Да какое там! Нет, поначалу остепенился чуток, а потом опять за старое. Так и паскудничал, пока волю не объявили.

— То дело прошлое, — вмешался крепыш. — Лучше скажи, пойдешь с нами против зареченских?

— А что?

— Да ничего, просто уж больно ты ловко лягаешься! Прямо как у моего крестного жеребец… Ты не думай, там все по-честному, бьемся стенка на стенку, пока супротивники не побегут. Ежели до крови дошло, можно падать – лежачих не бьём.

— Ладно, там поглядим, — усмехнулся Дмитрий. — Тебя как зовут-то?

— Ероха, — представился крепыш, — а это вот Семка, Пашка…

Ритуал знакомства закончился крепкими рукопожатиями, и расстались молодые люди почти друзьями. Приятные сюрпризы на этом не закончились. Когда настало время обеда, одна из доивших коров женщин – довольно привлекательная еще молодуха, по имени Дарья, подошла к пастуху и помимо обычного молока, лукаво улыбнувшись, протянула порядочный узелок. В нём было завернуто несколько вареных картох и кусок крепко солёного сала. Жившему в последнее время впроголодь Дмитрию угощение показалось царским и, наверное, поэтому он насторожился.

— Что-то больно щедро, — удивленно спросил он.

— Ты, ежели не голодный, так я унесу, — певучим голосом протянула молодуха.

— Голодный-голодный, — поспешно заявил парень и взялся за еду.

— И впрямь, оголодал, — усмехнулась Дарья, наблюдая за тем, как он запихивается. — Не торопись, еще подавишься, чего доброго.

— Слушай, тут вчера на меня одна так же смотрела, — не переставая жевать, пробурчал он. — А потом трое гавриков на разборки пришли.

— Сам виноват.

— Это чем же?

— А ты почто Машку рябой обозвал?

— А какая она еще? Вся в конопухах!

— Вот-вот, в конопушках, стало быть – конопатая, а не рябая. Рябые – это с оспинами! Вот она и пожалилась на тебя брату.

— Ишь ты! А я и не знал.

— Да ты я гляжу, многого не знаешь, или не понимаешь.

— Это чего же?

— Ну как же, в церкви не бываешь, лба не крестишь, с людьми не здороваешься. Старикам не кланяешься.

— Еще чего, кланяться!

— Я же и говорю – странный.

— Ну, уж какой есть.

— Потому за тебя никто и не вступится перед отцом Питиримом.

— Это перед попом, что ли?

— Ага, перед ним.

— Интересный он у вас какой-то. Явно что-то от меня хочет, а что – не говорит.

— А ты не знаешь?

— Нет, не знаю. Может, ты расскажешь?

— Может, и расскажу.

— Так говори…

— Некогда мне с тобой сейчас разговоры вести. Вот как повечеряешь, так приходи к крайнему гумну…

— А ты придешь?

— Может, и приду, коли время будет, — решительно поднялась молодая женщина и, не оборачиваясь, пошагала прочь.

День после этого тянулся как густой кисель из чашки, но всё же подошел к концу. Отогнав стадо в деревню, пастухи разошлись по домам. Дмитрий, дождавшись темноты, пошагал к назначенному месту и едва не заблудился. Только народившаяся луна давала мало света, и парень совсем уже было растерялся, когда чья-то рука затянула его в большой сарай.

— Вот ведь бестолковый, — досадливо зашептала ему на ухо Дарья. — Ты бы еще звать начал!

Тот, впрочем, и не подумал оправдываться, а крепко обхватив руками женщину, попытался ее поцеловать.

— Не балуй, — вывернулась из объятий молодуха.

— А ты не за этим пришла?

— Может и за этим, только все одно – не балуй! Быстрый какой…

— А чего время терять, — горячо прошептал ей парень и снова обнял.

На сей раз Дарья не стала противиться его ласкам и скоро они упали в прошлогоднее сено. Поначалу в темноте было слышно лишь шуршание и смешки, затем их сменили звуки поцелуев и, наконец, раздались полные сладострастия стоны и иступлённый шепот: — "шибче-шибче!" Снаружи, прижавшись к стене, стояла Машка и, закусив до крови губу, слушала эти звуки. Ее высокая грудь прерывисто вздымалась, а пальцы скребли по бревнам. Наконец, девушке стало невмоготу и, простонав про себя: — "Вот змеюка", опрометью бросилась бежать прочь.