Константин - Кому на руси жить

Состав из трех пыльных пассажирских вагонов обнаружился на крайних путях возле длинного бетонного забора с колючей проволокой поверху. Дальние от нас колесные пары тонут в густом утреннем тумане, рядом с угловатым скелетом электроопоры кучей свалены щедро пропитанные креозотом, обросшие ромашками черные бруски шпал. Возле них лениво возлежит косматый песыч величиной с доброго сенбернара с красными от шелудивой бессонницы глазами. Шуршащий под ногами щебень покрыт толстым слоем серой, запекшейся на солнце пыли и похож на большие куски сахара.

Кто бы мог подумать, что бездомные попрошайки сумеют так неплохо устроиться. И никто из вокзальных их не шугает, живут себе в старых вагонах, на работу ходят, все по уму.

В первом же вагоне нос как колом протыкаетмешанина из горького духа дешевого табака, прокисшего пива и застарелой мочи. Бритые почти наголо парни с гиканьем разбегаются по плацкарту, в неожиданной облаве пинками разгоняют безбилетных обитателей вагона по разным купе.

Главаря бездомных по кличке Сапун, сопоставив приметы, нашел я, но как-то сразу не смог разобраться, что должен с ним делать, так как в детали операции меня особо не посвящали.

Сквозь давно не мытые стекла едва угадывалось начало теплого летнего дня. По усеянному окурками проходу неслись глухие звуки ударов, вскрики боли и азартное, молодецкое ржание вперемешку с густым матом. Им все равно кого бить, лишь бы бабло за это в карман капало. Кто-то из бомжей жалобно и визгливо запричитал как на похоронах, чем вызвал бешеный взрыв гогота. Я стоял и молча разглядывал сидящего у мутного окошка пресловутого Сапуна, из-за которого, собственно, и началась вся эта история.

Велено бригадиром найти – нашел. Стою, смотрю на него, он на меня красными, воспаленными конъюнктивитом зенками глупо хлопает, обломок костыля к груди жмет, точно дитя баюкает. Разит от него как от унитаза в общественной уборной, все пузо в струпьях давнишней блевотины. Голова у Сапуна лохматая и уже напрочь седая, несмотря на не слишком лохматые годы. Плечи широкие, руки длинные, грабастые, правая нога заканчивается перед местом, где у человека должно быть колено подвязанной грязной бечевкой штаниной. На темной, оплывшей от пьянства харе ничего, кроме туповатого любопытства, видать не опохмелялся еще, не соображает совсем. Мужик он вообще-то фактурный, в молодости, наверное, был видным парнем.

Откуда-то вырулил опьяненный злым весельем Валек. Правый рукав и ворот куртки в крови.

- Вот он где, сучара! – воодушевленно орет Валек, увидав забившегося в угол купе Сапуна. – Где деньги? Говори, тварь, не то второе копыто отпилю! Говори, сука!

Верхние полки купе примкнуты к перегородкам, и достаточно свободно, чтобы добраться до бездомного калеки, но напротив вошедшего в раж бригадира спокойно стою я и спиной прикрываю одноногого бомжа в некогда голубой тельняшке под грязной, рваной телогрейкой.

- Ты мне мешаешь, Старый! – возмущается Валек. – Дай я его ковырну, отойди, раз крови боишься! Или сам, может, хочешь, а? Давай тогда, обработай, сделай из него котлету!

Крови я не боялся, мало что ли хлюпал на ринге красными соплями, а виденного на войне хватит на десять таких как Валек. Ступор какой-то на меня нашел, просто стою памятником и молчу, лишь поморщился немного от всепроникающего мерзкого запаха.

Наш прыткий бригадир воспринял мою гримасу по-своему.

- Противно? Думаешь мне не тошно? Что поделаешь, все должны платить, Старый. Все! У этих попрошаек знаешь сколько бабла? Миллионы! Они по вечерам переодеваются в смокинги, садятся в «мерсы» и по казино с шалавами катаются! У них общак есть! Есть, я точно знаю! Я давно за ними смотрю! Деньги не пахнут, я возьму даже мятыми и рваными, мелочью возьму, ты понял Надо одного завалить, тогда другие сговорчивее станут. Башку отрежу и дружкам его покажу. Не можешь сам – продерни, дай я!

Звонко щелкает, выпуская узкое жало, выкидуха.

Так вот из-за чего затеяна эта операция. Я начинаю выпадать в осадок от тупости и жадности нашего предводителя. Совсем не потому, что я такой уж жалостливый и справедливый, на каждом шагу отказывающийся от падающих с неба денег, но такой поворот изрядно меня заводит.

Вопреки приказу бригадира не двигаюсь с места и как можно спокойнее говорю:

- Ты гонишь, Валек. Это простые, вонючие бомжи, нет у них никаких миллионов, у него вся рожа в болячках и ночует он не в отеле, а в старом вагоне.