Александр Башибузук - Господин поручик

В маленькой запыленной каморке, на сбитом из досок топчане, без движения лежал укрытый вылинявшим армейским одеялом до самого подбородка молодой мужчина. Тусклые солнечные лучи с трудом пробиваясь через расположенное под самым потолком маленькое замызганно окошко, падали на его изможденное лицо, окрашивая кожу в мертвенно-бледный желтоватый цвет, более присущий покойнику чем живому человеку.

Здоровенный рыжий таракан медленно выполз из щели в полу, покрутил усиками, а затем, ловко перебирая лапками стал взбираться на топчан по краю одеяла. Забравшись вверх, он остановился на груди мужчины, помедлил словно колеблясь и быстро двинулся к его лицу. Запушенная неряшливая бородка не стала препятствием и уже через мгновение пруссак обосновался на скуле.

В этот момент в дверь каморки кто-то сильно постучал. Судя по грохоту и жалобному скрипу рассохшихся досок, стучали ногами. Возможно не один человек. Таракан мгновенно прыснул с лица и затерялся в складках вытертого до основы одеяла, а сам мужчина вдруг глубоко вздохнул с сильным хрипом в груди, резко сел на постели и медленно, с диким недоумением в глазах оглянулся по сторонам…

Франция. Марсель. 1 ноября 1919 года.

Обшарпанные стены с обсыпавшейся штукатуркой, низкий, покрытый пятнами плесени потолок, колченогая табуретка с огарком свечи, покосившийся шкаф с оторванной дверцей и такой же убогий стол с жалкой немудрящей посудой на нем…

Внезапно вынырнув из обволакивающей бархатной темноты, я никак не мог сообразить где очутился. Определиться не получалось: голова гудела так, как будто по ней отрабатывал соло спятивший рок-барабанщик, в глазах все плыло, а добавок ко всем этим чудным эффектам, грудь при каждом вздохе разрывала сильная тупая боль.

– Что за черт?.. – озадаченно прохрипел я, озираясь по сторонам. – Какого хрена?..

Словно в ответ на вопрос раздался сильный грохот, дверь с треском распахнулась, на пороге каморки возникли два незнакомых мне персонажа. Один громадный и широкий как шкаф, в сопровождении второго, размерами гораздо скромней.

Первый, очень сильно смахивал на средневекового палача. Маленькая лысая шишковатая голова с рожей великовозрастного дебила, узкие плечи, мощные ручищи почти до колен, грудь как бочка, объемистое пузо – ему бы еще остроконечный красный колпак с прорезями для глаз, суконные колготки с заляпанным кровью кожаным фартуком – и вылитый мастер заплечных дел. А вот старомодного покроя костюм в клетку с длиннополым пальто амбалу совершенно не шли и смотрелись словно детская одежка на взрослом мужике. И да, скорей всего он был не европеец, а араб. Или около того.

А вот тот, что размерами поменьше, с закрученными к верху усиками, и смазливой наглой мордой, совсем наоборот, смотрелся вполне нормально, хотя, как-то… не по-современному, что ли…

А вообще, в визитерах было что-то странное. Но что, я так и не понял. Верней, не успел понять.

– Оля-ля… – издевательски протянул менее габаритный. – Кого я вижу? Месье Аксаков собственной персоной. Вы ли это?

– Он, он… – буркнул его спутник. – Просто зарос как шайтан.

– Точно, он, – согласился первый. – Ай-ай, как нехорошо прятаться от своих друзей, месье Аксаков. А мы тут уже с ног сбились. Ахмед…

Амбал довольно хрюкнув сделал шаг вперед и протянув лапищу, словно пушинку вздернул меня с топчана в воздух.

«Что? Какой к черту, месье? Какой Аксаков?» – как-то вяло и отстраненно задался я вопросом. Но озвучить его не успел, потому что Ахмед ткнул мной об стену.

В глазах полыхнули мириады ослепительно ярких звездочек, грудь взорвалась мучительным кашлем, а сам я, кажется, на мгновение потерял сознание. А когда очнулся, обнаружил, что так и вишу словно тряпка в руке у здоровяка.

– Анри, – гнусаво пробасил амбал, кровожадно кривя рожу. – Можно я откручу этому говнюку голову?

– Пока нет, – жестко отказал Анри, а потом, очень доброжелательно, словно к старому другу, обратился ко мне: – Месье Аксаков, вы совершили непростительную ошибку. В этом городе никто не рискует оскорблять месье Неро. Потому что все знают – подобное чревато очень серьезными последствиями. Но вы все-таки сделали это. К тому же вместо того, чтобы как можно быстрей загладить свою вину, вы стали ее усугублять.

В голове крутилась тысяча вопросов, но я задал лишь один: