Роман Грачев: Край непуганых

Я смотрел на него как завороженный. Клянусь, в эту минуту я испытал невероятные ощущения. Всего несколько сотен метров отделяли меня от верной гибели, сердце подкатило к горлу, спину и ноги сковало льдом, перед глазами пронеслись эти две безумные недели вместе со всеми их радостями и бедами (об остальной предыдущей жизни я почему-то не вспомнил). Чистый камикадзе!

К реальности меня вернул истошный женский крик:

— Сережа, уходи!!!

Я встряхнул головой, дернул на себя дверную ручку, абсолютно уверенный, что ее заклинило. Но она легко поддалась. Дверца распахнулась, и я выскочил из машины. Бросив на истерично гудящий электровоз последний взгляд, я отбежал на насыпь.

— Уходим! Укрываемся за «мерседесом»! Подберите этого!

Святов ловко подхватил очнувшегося Петровского под руки, потащил его за собой. Через мгновение мы были уже в укрытии.

Что было дальше, я не очень хорошо помню. Я пребывал почти в состоянии аффекта, крепко сжимал Аню и стеклянными глазами смотрел на нашего бедного челябинского железного коня, которому суждено было пасть смертью храбрых. И он пал уже через несколько секунд. Многотонный состав с шипением и металлическим скрежетом выехал на переезд, ударил автомобиль и потащил его перед собой. Через десяток метров машина завалилась на бок и стала разваливаться. Думаю, если бы по какой-то нелепой причине я остался внутри, сейчас мог бы распевать любимую «Is This The World We Created?» вместе с Фредди Меркьюри.

«И это мир, который мы создали?»

Поезд, разумеется, встал. Я вам честно скажу, что не знаю, как это получилось — я ничего не рассчитывал, не подгадывал и вообще действовал наугад — но у переезда остановился последний вагон. Точнее, до него было всего несколько шагов.

— Так, — сказал я, — теперь важно понять, сколько у нас времени. Им ведь нужно будет разгрести путь, а для этого вызвать специальные службы, полицию и все такое. Или что?

— Черт его знает, — пожал плечами Святов. Он ткнул кулаком в бок Петровского, которого крепко держал под руку. — Ты что скажешь?

— Ничего, — буркнул тот, — сами колдуйте.

Мы вышли на рельсы и направились к последнему вагону. Я отметил, что из поезда никто не вышел, ни одна дверь не открылась, ни одна проводница не высунулась наружу. Состав замер. Он вообще существует, или это всего лишь плод нашего воображения?

— Круто, правда? — хмыкнул Петровский, будто услышав мои мысли. — Пришелец из преисподней.

Вскоре мы выстроились перед торцевой дверью последнего вагона.

— Что теперь? — спросил Павел. — Она ведь может быть закрыта. Нам постучаться?

Я вспомнил свою попытку уехать, предпринятую в прошлую субботу. Я тогда спокойно вошел в вагон, и проводница не только не спросила у меня билет, она даже не заметила моего присутствия.

— Импровизируем!

Я уперся руками в металлические элементы сцепки.

— Ребята, подтолкните.

Павел уперся ладонями мне в зад.

— Держи нежнее!

Он подбросил меня вверх, и я запрыгнул на узкую площадку, неуклюже балансируя. Толкнул дверь.

Она открылась. Я нисколько не удивился.

Петровский плюнул с досады.

Я не спешил спрыгивать. Аня смотрела на меня с тоской. Она уже смирилась с моим отъездом и с тем, что я уже больше не вернусь. Это был очень тяжелый взгляд.

Я спрыгнул вниз.

— Ну все, ребята, давайте прощаться. Кто первый?

Первым вызвался Костя. Сначала он закинул в тамбур свою сумку, потом обнялся поочередно с каждым из нас.

— Веселое было время, — сказал он. Кажется, ему тоже не хотелось расставаться.

— Только не рассказывай никому, — сказал Павел, — а то в дурку упрячут.

Мы помогли ему запрыгнуть наверх. Смущенно махнув рукой на прощание, он скрылся в тамбуре.

— Теперь мы, — сказал Святов, не выпускавший из своих цепких ментовских объятий не только Петровского, но и свой черный пакет. Павлу он крепко пожал руку, Аню слегка приобнял, насколько позволяло наличие балласта. — Приятно было с вами познакомиться, ребятки. Может, еще свидимся… если вдруг теория нашего Косого окажется ошибочной.

Мы рассмеялись.

Николай поручил Петровского мне, а сам ловко и без посторонней помощи, будто не лежал с сотрясением мозга в больнице, запрыгнул в тамбур. Очутившись наверху, он протянул вниз руку.

— Давай ко мне, технолог! И без глупостей, а то ребра переломаю!

Мы не без проблем закинули наверх Петровского. Он еще из принципа продолжал сопротивляться, брыкался, ругался сквозь зубы, но удача окончательно отвернулась от него.