Сергей Кротов - Москва-36 [СИ]

Работал здесь явно профессионал, судя по месту закладки взрывного устройства на уровне груди сидящих в автомобиле, по тому, что на крутом повороте машина почти останавливается и легче выбрать момент взрыва, да и мощность взрыва с нужным количеством поражающих элементов была выбрана правильно, судя по раскуроченному двигателю авто и солидной проплешине в растительности с противоположной стороны дороги.

Ежов, узнав постфактум о плёнке, которую Сталин поручил мне воспроизвести на заседании Военного Совета, виду не подал, но похоже хамство по отношению ко мне затаил. Так что рассчитывать на его доброе отношение, учитывая мой прокол в Ленинграде не приходится.

Судя по нарастающему гулу в зале, народ стал возвращаться с перекура, из-за ширмы послышались возбуждённые разговоры и даже смешки.

'Отмякли немного'.

После краткого сообщения Ежова в начале заседания о результатах расследования военного заговора под сводами Свердловского зала повисла гнетущая тишина. Неизвестно что на это больше повлияло злорадный и даже несколько истеричный тон нового наркома внутренних дел или его неумение сформулировать суть показаний арестованных, но основная масса военных, из примерно двух сотен собравшихся, понуро сидела на деревянных, покрытых белыми полотняными чехлами, стульях с каменными лицами, мысленно оценивая весомость обвинений предъявленных своим бывшим сослуживцам.

Выступать полезли самые ушлые, которые давно подозревали, предупреждали и настойчиво советовали заклеймить, выкорчевать и уничтожить, но их не слушали, зажимали и задвигали. Из знакомых фамилий- Алкснис, Блюхер, Кулик, Урицкий с Куйбышевым (младшие братья известных деятелей). Им на смену пришли кающиеся, то есть бывшие в непосредственном подчинении у заговорщиков и даже в приятельских с ними отношениях (как Мерецков), но об их преступной деятельности не догадывающиеся. Затем трибуну надолго оккупировал командарм Белов, превративший своё выступление в клоунаду. Он припомнил арестованным все свои обиды: как Путна посадил его в Берлине на учёбе в германском генштабе на голодный паёк (давал в три раза меньше на представительские расходы, чем Якиру и Уборевичу), решительно отверг домыслы, что это было вызвано мордобоем немецкого гостя на приёме в торговом представительстве. Переключился на выпивку, поспорив с Ворошиловым, что он хоть и пьёт иногда неделю, но знает с кем и с заговорщиками у него такого никогда не было. Совещание превратилось в балаган.

Смотрю Сталин не пресекает это непотребство, а даже наоборот своими насмешливыми репликами поощряет перепалку, незлобиво подтрунивая над обеими сторонами.

'Совсем не похож на себя каким я его знаю... Всё другое слова, фразы... Так это он что манипулирует ими? А что вполне рабочая тактика... Клоун отвлекает публику от дурных мыслей. Массовая психотерапия, только без пассов'.

К перерыву от былого отчуждения между аудиторией и президиумом не осталось и следа. Дверь открывается. Впереди идёт Сталин за ним на большом удаление другие члены президиума. Машет мне и я выношу и ставлю на стол, покрытый красным ситцем, тяжёлый громкоговоритель, немного морщась от не вполне ещё зажившей раны на спине.

-Товарищи, подойдите поближе к столу,- подзывает он военных.- чтобы лучше было слышно.

Вообще-то того компактного усилителя, что Лосев спаял на скорую руку, должно было вполне хватить на это помещение с идеальной акустикой, но вид сотен высших командиров, стоящих плечом к плечу вокруг стола создавал чувство единения армии и руководства страны, так что этот ход был вполне оправдан.

Ещё один жест дирижёра в мою сторону и я щёлкаю тумблером воспроизведения. Плёнку, которую сейчас напряжённо слушают военные, пришлось немного подправить: убрана начальная сцена с удалением нас из палатки, чтобы скрыть место действия, и последняя с врачами, чтобы не указывать точную дату.Вырезана также пара фраз с упоминанием Ежова и его жены. На ура походит замечание Якира по поводу Агранова, пришлось даже останавливать плёнку, прежидая взрыв смеха и последовавший за ним обмен впечатлениями. В общем видно по лицам,что последние сомнения у собравшихся в реальности заговора тают, ведь большинство из них не раз встречались с Тухачевским, Якиром и Уборевичем, знают их голоса и манеру говорить. Гулом возмущения встречается фраза Якира о выстреле из танка по правительственной трибуне.

После прослушивания записи на бис, Сталин, вновь завладевший вниманием притишей аудитории, поворачивается к стоящим рядом наркомам.