Александр Михайловский: Жаркая осень 1904 года

– Ну, все, господа, – поднял руку адмирал Григорович. – Вы оба хороши. Должен сказать, что после прохождения эскадры адмирала Ларионова Северным и Балтийским морями, некоторые германские и датские судостроительные заводы обнаружили большую заинтересованность в массовой постройке наливных и сухогрузных торговых судов, скопированных с вашего, Антон Иванович, «Ивана Бубнова». Мы с Виктором Сергеевичем пока не дали им ответа, но теперь мы ответим им положительно, ибо у нас есть мотор, который мы сможем изготовлять для этих судов. Так что таких моторов понадобится не просто много, а очень много. На сем, господа, позвольте нам со Степаном Осиповичем откланяться, пожелав вам дальнейших успехов в работе.

– Всего вам наилучшего, Густав Васильевич и Антон Иванович, – сказал Макаров, пожимая инженерам руки. – Надеюсь, что эти моторы пригодятся нам не только в военном, но и в торговом флоте. Надеюсь, что весь цикл полных испытаний у вас пройдет успешно, и мы с Иваном Константиновичем начнем думать – какому заводу поручить их серийное производство.

Начальство отбыло, а инженеры остались на месте наблюдать за работой двигателя. Предстояло еще много работы, прежде чем конструкцию можно будет считать окончательно доведенной. Но в любом случае они уже твердо знали, что добились успеха и по их части задание государя выполнено.

16 (3) августа 1904 года, утро.

Санкт-Петербург, Александровский сад.

Виктория Великобританская и адмирал Ларионов

Не знаю, что было тому виной – может быть, перемена обстановки и связанные с ней необычные впечатления, а может, мысли об адмирале Ларионове, которые теперь практически не оставляли меня, подогреваемые моей милой сестрицей Ольгой – но последнее время мне стали сниться яркие, странные и волнующие сны. В них я видела дорогу, убегающую вдаль, синее бездонное небо и прекрасных белых птиц, что ликующими стаями кружились у меня над головой; мне слышался счастливый детский смех и мирный шум прибоя, шелест листвы и красивая, льющаяся издалека песнь, слов которой было не разобрать. Просыпалась я с ощущением того, словно что-то важное вот-вот ворвется в мою жизнь и перевернет ее до основания. Чувство это заставляло замирать мое сердце в неясном и тревожно-сладком предвкушении перемен, неизбежно связанных с тем человеком, который волей случая – а может быть, и промысла судьбы – стал значить для меня очень много…

С утра меня не покидала мысль, что именно сегодня произойдет то, что выведет наши с ним отношения на другой, более определенный уровень. Я и ждала, и боялась этого момента, понимая, однако, что его не миновать. Поэтому его приглашение погулять с утра в Александровском саду явилось для меня недвусмысленной возможностью пролить, наконец, некоторую ясность на мое будущее, которое зависело сейчас от того, испытывает ли адмирал Ларионов ко мне взаимные чувства. Мои же собственные уже были вполне определенны. Хоть до некоторых пор я и избегала, даже с самой собой, в силу устоявшихся привычек, называть вещи своими именами. Но теперь мне приходилось признать со всей очевидностью – я влюблена…

Сестрица Ольга говорит, что не нужно лицемерить перед собственной душой, и она права. Как легко становится жить и принимать решения, когда ты точно знаешь, чего хочешь. Милая сестрица, она искренне заботится обо мне, и без ее теплой поддержки я бы вряд ли сейчас с такой уверенностью и воодушевлением направлялась на это свидание в любезно предоставленном ею же изящном ландо.

И вот Александровский сад встречает меня зеленью листвы, толпами нарядной публики и бодрыми звуками духового оркестра. Погода словно благоволит к нам – стоит на редкость приятный, теплый и солнечный день, небо, украшенное легкими белоснежными облаками, отрадно голубеет, создавая впечатление праздника и беззаботности, которое усиливается от обилия множества лодок и яхт самых разнообразных расцветок и размеров, усеявших гладь Невы. Все это представляет такой контраст с мрачной серостью Лондона, с его смогом, низким облачным небом, с которого вечно сеется мелкий дождь, а воды текущей через британскую столицу Темзы темны и зловонны, и больше напоминают клоаку, чем главную реку столицы королевства.

Встретив меня у входа в сад, адмирал галантно предложил мне руку, и мы не спеша пошли по главной аллее. Да, здесь есть на что посмотреть, в этом саду… Теперь мне понятно, что русские называют «местом отдохновения души». Великолепные деревья, уютные аллеи со скамейками, и статуи античных героев, мирно соседствующие с бюстами великих русских деятелей культуры и искусства. А над всем этим гордо возвышается Адмиралтейский шпиль…