Владимир Марков-Бабкин - 1917 - Да здравствует император!

То есть, с одной стороны, имел место вооруженный мятеж, что в условиях войны было чревато трибуналом и расстрелом, а с другой стороны, к мятежным солдатам за стрельбу по полиции и собственным офицерам по существу не было применено никакого реального наказания. А это ясно свидетельствовало о неспособности властей принимать решительные меры. Тем более что кроме случая с солдатами Павловского полка было известно о других случаях отказа выполнять приказы и даже о случаях братания с митингующими, которые все так же не повлекли за собой никаких последствий. И в связи с этим возникал вопрос – а верно ли они поступили, выполнив этот самый вчерашний приказ и перестреляв сорок человек?

Поэтому всю ночь в казарме шли горячие споры о том, правильно ли они поступили или неправильно и что же им делать впредь – ведь было очевидно, что наутро их снова погонят на улицы столицы и прикажут стрелять. Как всегда бывает во время споров, мнения солдат разделились.

Одни напирали на то, что приказы можно и нужно не исполнять, поскольку старая власть вот-вот падет, чему явным свидетельством была полная растерянность господ офицеров, которые явно сами не знали, что им, собственно, делать, а приказы, которые они сами получали от командования, были неоднозначными, половинчатыми, а порой и явно саботажными. А потому многие склонные к бунту солдаты считали возможную смену власти вопросом практически решенным. И задачей своей они видели присоединение к восставшим для того, чтобы, во-первых, помочь делу революции и убрать царицу-немку, предателей, дворян и прочих кровопийц, а во-вторых, для того, чтобы успеть проявить себя перед новой властью, что, по их мнению, сулило многое в самом ближайшем будущем. Особенно на этих аргументах настаивали унтеры Кирпичников и Марков, которые всю ночь бродили между поставленными в четыре этажа рядами солдатских коек и вели горячие споры с сослуживцами.

Другие напирали на то, что присяга была дадена и присягали они государю Николаю Александровичу, который высочайше повелел: «Завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны», – а потому тут и думать нечего. Да и сколько было бунтов на Руси, и всегда власть верх брала, а бунтовщиков и смутьянов отправляли на каторгу или на виселицу. Хотя ситуация вокруг мятежа солдат Павловского полка показывала, что в нынешнее смутное время за бунт могут и просто пожурить.

Третьи же, и их было большинство, предпочитали занять выжидающую позицию, ограничившись сообщением штабс-капитану Лашкевичу о том, что солдаты не хотят стрелять в народ, а потому из казарм выходить не будут.

Единственное, что объединяло всех, это полное сочувствие требованиям митингующих. И если лозунги о восьмичасовом рабочем дне и повышении зарплат для рабочих их касались мало, то вот вопрос о земле вызвал среди солдат, подавляющее большинство которых до мобилизации были малоземельными и безземельными крестьянами, однозначное одобрение. Горячие споры велись лишь о том, как делить помещичью землю и когда именно это делать. Многие высказывали опасение, что пока они тут в солдатах, там, дома, всю землицу и поделят, забрав все лучшие наделы и оставив им лишь то, на что не нашлось охотников.

Споры о том, что же делать, громко шли всю ночь, что, в общем, было неудивительно, поскольку говорить о соблюдении команды «отбой» как таковой и о каком-то контроле настроений в казармах со стороны офицеров совершенно не приходилось. В условиях массовой гибели кадровых офицеров на фронте и их острой нехватки вообще в армии, в тылу недавно отмобилизованным из деревень солдатами приходилось заниматься либо офицерам, которые были спешно мобилизованы из запаса, либо офицерам-фронтовикам, прибывшим в Петроград по случаю ранения. Последней категории солдаты запасных батальонов были вообще малоинтересны, ведь им самим предстояло скорое возвращение на фронт, вот они и спешили урвать хоть немного столичной жизни, чтобы было о чем рассказать завидующим сослуживцам по возвращении на позиции.

Да и вообще офицеров в запасных батальонах катастрофически не хватало. Любых офицеров. Включая даже таких, как их собственный прапорщик Колоколов, еще недавно бывший студентом и попавший под такую же мобилизацию, как и его горе-подчиненные. У Колоколова не было ни управленческого опыта, ни особого желания поддерживать дисциплину. А потому фактическим командиром учебной команды в ночное время был старший унтер-офицер Кирпичников собственной персоной.