Владимир Бабкин - Государь революции

— Который час?

— Три четверти пятого, Государь. Заработались вы сегодня, Ваше Величество.

— Три. Четверти. Пятого. Хорошо сказал. Да. Что ж, изволь. Действительно, как-то я… заработался сегодня… Хотя, стоп. Организуй мне, голубчик, горячую ванну!

— Как прикажете, Государь. Сейчас все сделаю.

Еще через двадцать минут, я вышел из ванной комнаты практически избавившись от остатков хмеля и вновь будучи готовым к труду и обороне.

— Вот что, Евстафий, передай мои повеления. Первое. Управляющему усадьбы Марфино с самого утра быть готовыми к моему визиту. Никакого официоза, просто обзорный визит. Пусть подготовятся мне все показывать.

— Может, пусть баньку истопят?

— Отменная мысль. Да, распорядись.

Евстафий склонил голову. Я продолжил повелевать.

— Второе, передай князю Волконскому, что я желаю, чтобы он меня сопровождал. Третье, пусть подготовят Георгия к девяти утра. Он едет со мной. Все, ступай.

Мой личный камердинер поклонился и бесшумно испарился, как он всегда умел делать. Я же сладко потянулся, да так, что суставы затрещали. Что ж, побузили и будет. Не хватало еще, чтобы двор начал пересуды про то, что я запил, ослабел и потерял железную хватку. Пусть не радуются, хватки мне хватит раздавить еще не одну глотку.

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. УСАДЬБА МАРФИНО. 30 марта (12 апреля) 1917 года.

— Беги, спасай своего Дика.

Георгий с хохотом рухнул в сугроб вслед за щенком и, весело смеясь, кувыркался в снегу, пытаясь поймать уворачивающегося и заливисто тявкающего четвероногого друга.

Дик — это Дикарь. А как еще назвать щенка кавказской овчарки? Пусть он и мелкий еще, но есть в нем что-то эдакое, могучее и свободное, не признающее никаких запретов. Пес сразу признал Георгия за вожака, меня воспринимал вполне лояльно, а вот на других, кто подходил к мальчику, он смотрел отнюдь не дружелюбно. Даже Мама жаловалась, утверждая, что я поступил легкомысленно и безответственно, подарив сыну такую грозную и необузданную нравом собаку. Ну, не знаю, была у меня самого в детстве кавказская овчарка и катала она меня на санках по такому же, как сейчас, снегу.

Да, тут еще сохранилась та самая зимняя сказка, о которой в Первопрестольной уже успели подзабыть. Казалось бы, всего три десятка верст от Москвы на север, а весной здесь еще толком и не пахнет. Яркое, но все еще зимнее солнце сверкает в голубых небесах, всеми цветами радуги искрятся вздымаемые борющимися в сугробе бойцами снежинки, чистый воздух полон запахов леса и той самой настоящей природы, которая была недоступна и городам моего времени, а уж о прокопченных и пропавшихся смогом, гарью, потом, навозом, миазмами и прочими приметами "цивилизации" городах семнадцатого года века двадцатого и говорить не приходится.

Усадьбу Марфино обошли все грозы последнего времени. И ту, которая смыла в Москве последний снег, и ту, которая смыла из усадьбы ее прежнюю владелицу графиню Панину, отправившуюся этапом в места не столь отдаленные, а точнее, в отдаленные и притом весьма и весьма — за круг полярный да на восток дальний. Так что отошло имение казне, а оттуда уже и перешло в ведение Министерства Двора и уделов, поступив таким образом в мое личное распоряжение. Да, в этом смысле, царем быть хорошо. Как говаривал король в "Обыкновенном чуде": — "Честное слово, мне здесь очень нравится! Очень! Дом так устроен, славно, с любовью! Так взял бы и отнял бы! Честное слово". Мне, к счастью, отбирать специально ничего не пришлось, графиня сама дел наворотила, а министр мой моего Двора князь Волконский как раз мне "дальнюю дачу" подыскивал. Вот и сложилось у нас любовь и взаимопонимание. В смысле, от меня "любовь", а от бывшей графини "понимание".

Альтернативы были. Было Кусково, но за него требовалось заплатить серьезную сумму, а в условиях войны это было бы не совсем правильно. Не то чтобы меня беспокоила этичность и прочая "токсичность" подобной операции, но зачем? Вторым вариантом было предложение князя Юсупова, переданное мне через своего тестя, который по совместительству был еще и моим военным министром, сдать в аренду МинДвора усадьбу "Архангельское" за символическую цену в один рубль в год. Разумеется, в обмен на прощение и дозволение вновь вернуться ко двору. Но, хотя я и дозволил вернуться его подельнику Дмитрию Павловичу, его пока я возвращать не спешил. Да и не нравится мне, когда меня в наглую пытаются купить. Даже если это кто-то мой зять Сандро, а жена у этого кого-то моя родная племянница. А может, не "даже", а "тем более".