Михаил Нестеров - Комбриг [litres]

Говорить речи на подобных мероприятиях Северов так и не научился, просто пообещал еще сильнее бить нацистов и теперь стоял со смешанным чувством досады на себя и восхищения людьми, которые в таких условиях сохраняли оптимизм и крепость духа. Он уже знал, что многие мужчины ушли на фронт, город принял эвакуированных, многие из которых работают на лесоповале за паек, выезжают каждый день в любую погоду. Принял Гаврилов-Ям и госпиталь. В общем, все, как и в других больших и малых городах Советского Союза.

После митинга подошли детдомовские. Лариса Федоровна обнять не решилась, покачала головой:

– А ты сильно изменился.

Для Олега было неожиданностью, что она робеет. Это для постсоветской России подполковник звание невеликое, а для СССР сороковых годов оно было очень весомым. Северов как мог дал понять, что не загордился и сердечно благодарил за заботу.

Время перешло за полдень, райкомовские организовали небольшой торжественный обед, отказаться от которого было никак невозможно, но Олег сразу сказал, что должен сегодня обязательно заехать в Великое. Угощение было скромным, но Северов иного и не ждал, предложение поднять рюмку вежливо отклонил, да и на разговоры был не настроен. Произвел, похоже, впечатление большого буки и молчуна.

Ни тем, ни другим Олег не был, просто среди мирных жителей он испытывал неловкость. Они смотрели на него с уважением и восхищением, но эти люди, не удостоенные высоких наград, и были подлинным становым хребтом государства. Подвиг – это порыв мгновения, но не меньшая сила духа нужна, чтобы каждый день, бесконечно долгие военные годы трудиться, натурально рвать жилы, отдавая фронту все необходимое. Да и после войны не скоро еще наступит спокойная жизнь.

В детском доме все прошло гораздо живее, воспитанники окружили летчика, рассматривали его награды, задавали множество вопросов. Они были очень рады немудреному угощению, которое было для них настоящей экзотикой. Для них его приезд был настоящим праздником, а вот Северов под конец почувствовал огромное душевное напряжение. Когда он забрался в машину, Ногтев, севший рядом, похлопал его по руке. Миша профессионально умел находиться поблизости и при этом быть совершенно незаметным, ведь весь сегодняшний день он держался рядом.

– Не любишь ты по тылам ездить.

– Сколько еще война продлится, два года, полтора? Сколько еще сирот будет? Сколько еще люди будут работать из последних сил, есть не досыта? Мы солдаты, нам не привыкать терпеть боль, голод, холод. А это дети, им за что? И сделать ничего нельзя.

– Да делаешь ты, делаешь. И мы тоже. Приближаем победу изо всех сил.

– Понимаю я все, только как раз тот случай, когда хочется все и сразу.

Особист устало улыбнулся.

– Давай-ка домой, в дивизию. Там, за делами, тебе в голову лишнее лезть не будет.

Ногтев остался в Москве, а Северова старый ТБ-3, переделанный под транспортный самолет, уже на следующий день уносил на юг. Теперь ставший родным аэродром под Мценском был тыловым, немцы «выровняли» линию фронта, Брянск был еще у них, но Орел наши уже взяли.