- Если б вы сегодня не подрались, он бы сейчас живой был.
У меня аж дыхание перехватило, слезы на глаза навернулись.
Знал бы мой старый друг, как он сейчас прав! Дети - это маленькие боги, а жизнь делает из них взрослых.
Во дворе у Лепехиных настежь открыта калитка. Из грузовой машины мужики выгружают обитый бархатом гроб, пространство возле глухой стены беленой саманной хаты, зарастает траурными венками. Приходят люди, слышался женский плач. А вот самого Кольку из морга не привезли, в этом Витька сбрехал.
- Тут и без нас тошно, - сказал я ему. - Врачи еще будут вскрытие делать. Долгая это песня. Пойдем-ка лучше домой. Уроки надо учить - завтра ведь в школу.
- На похороны пойдешь?
- Нет.
- Из-за фингалов?
- Нет.
- А почему?
Я глянул в его глаза и честно сказал:
- А потому, Витька, что я сегодня тоже умру.
- Тю на тебя! - он сунул руки в карманы штанов и зашагал прочь. Наверное, не поверил.
По дороге домой я старательно вспомнил все, что когда-то читал о предсмертных воспоминаниях. Угасающий мозг чередует фрагменты памяти, как видеомагнитофон, поставленный на обратную перемотку. То есть, наоборот. Не завтрак - обед - ужин, а ужин - обед - завтрак. Если верить общеизвестной теории, это не мой случай. Нет ускоренного движения, нет
хронологии. Этот видик заклинило. Пленка смакует один небольшой фрагмент, события в нем трактуются очень вольно, помимо моей воли. Нет, это не оригинал, а как говорят музыканты, вариации и фантазии на тему прошедшей жизни. Значит, что? - спросил я себя, - значит, будем смотреть правде в глаза: мозг мой давно умер. В своем настоящем, я уже бездыханный труп без надежды на реанимацию. Эх, знать бы, что это так хорошо, давно б наложил на себя руки.
Мысли роились. В последние годы я проштудировал множество книг о человеческих душах: ну, что с ними бывает после того как. Надо же знать, что ожидает внутри, когда стоишь на пороге? Читал, даже, про попаданцев, хоть это совсем несерьезно.
Не теория, а массовый бзик.
Набрел как-то в поисках чтива на лежбище воинствующих фанатов. "В вихре времен" называется. Подобрал подходящую книжку, пью кофе, смакую. Интересно написано, образно, зримо! Как будто бы человек из нашего времени попал на прием к товарищу Сталину. Я, было дело, в том времени растворился, чувствую даже аромат табака "Герцеговина Флор". И тут отрывок кончается - начинаются комментарии.
"Э-э-э, Вася, - пишет один, в форме красного комиссара на аватаре, - тут ты неправ! К товарищу Сталину так просто не попадешь! Вот тебе ссылка на систему его охраны. Ознакомишься, завтра придешь".
"Автор! - орет другой, - с какого ты хрена нацепил на героя погоны?! Ты разве не знаешь, что в сороковом году..."
В общем, с ладошку текста - десять страниц комментариев. Перелистал я эту бодягу, дальше читаю. А там тот же отрывок, но с учетом пожеланий трудящихся. И главный герой размыт, и запах табака испарился. Плюнул я от досады, ушел и больше не возвращался...
Вот и со мной так. Закружил этот вихрь времен и бросил неизвестно куда. Все, вроде, как было, а чего-то важного не хватает. Будто тот хмырь, в форме красного комиссара, глянул на мою жизнь из-под стекляшек пенсне и строго сказал Господу:
- А зачем тут Лепеха?! Тут никакого Лепехи быть не должно!
Хорошо хоть, Витька оставил в его первозданной дурости. Догоняет меня, и как ни в чем ни бывало:
- Спорим, я этим камнем в дерево попаду? - разгоняется, и "пыром" его - шарах!
Голыш, естественно, полетел, хрен знает, куда.
- Эх ты, - говорю, - рохля! Учись, пока я живой.
Подобрал подходящий кругляш, щечкой его подрезал, чуть не попал! Не докрутил малость.
Так и дошли до мостика через речку. Ему прямо, а мне направо.
Иду мимо смолы, подбиваю итог своим мысленным изысканиям.
Тому, что сейчас происходит со мной, есть только одно разумное объяснение: я уже умер. Моя душа привыкает сейчас к своему новому состоянию. Скоро она улетит, а пока находится в том времени, где ей было когда-то комфортней всего. Не случайно ведь, в домах, где кто-нибудь умирает, люди на девять дней занавешивают зеркала. Значит, и мне столько отпущено.
Ладно, примем на веру. Теперь, что касается смерти Лепехи: человеческий разум - он тебе, что хошь нарисует. Взять того же Витю Григорьева. Он, когда в стационаре с белой горячкой лежал, так клялся потом, и божился, что видел три тыщи рублей одною бумажкой.
Я вернулся домой в дурном настроении. Вспомнил, что технический паспорт положил в шкаф, под белье. Серега, наверное, обыскался! Ему ведь, в наследство вступать. Похоронит меня - и прямым ходом к нотариусу, застолбить свое право. Будут ему расходы и головная боль.
Читать дальше