Александр Борисов - Хрен знат

╗ 4. Изгородь садов и огородов расхищать строго воспрещается. Лица, уличенные в расхищении, будут преданы суду.

╗ 5. Сады и огороды остаются за прежними владельцами не свыше пяти десятин. Аренда и сдача пополам из третьей, четвертой части воспрещается. Граждане, сдавшие и заарендовавши, будут отданы под суд.

╗ 6. Владельцы садов и огородов, не пожелавшие обрабатывать таковые, могут передать в Земотдел для раздачи желающим заниматься огородничеством и садоводством.

╗ 7. Огороды и сады, необработанные и запущенные владельцами, будут отбираться и хозяева таковых строго наказываться как за саботаж.

Примечание: граждане, имеющие сады и огороды, но не в силах обрабатывать таковые своими силами, могут принимать как равных пайщиков из бедного населения членов с тем, чтобы огороды были добросовестно обработаны и не было эксплуатации.

╗ 8. В случае обнаружения сделки арендного характера огородов и садов, все граждане, причастные к таковой, будут отданы под суд с применением суровых наказаний.

╗ 9. Граждане, коим требуется глина, обязаны брать в тех местах, где указано через объявления на дощечках Коммунального Отдела ст. Лабинской, но категорически запрещается вырывать ямы, канавы на лесных полянах, где будет косовица.

Предисполкома Д. Крижевский. Завземотделом А. Шмаков. За Секретаря Н. Бреславский.

И дальше примерно такое же содержание. В подробностях не успел ознакомиться, но вряд ли, те пятьсот человек, которые прочитали первый номер "Трудового пути" отдыхали душой.

Чтение напрягало. Строчки скользили дальше, а внимание стопорилось. Оно опять и опять возвращалось к непонятному слову "семяна". Что это, опечатка, или действительно росло на полях нечто подобное?

Я отложил газету и вышел на кухню, чтобы озадачить этим вопросом бабушку, но во-время вспомнил, что ей сегодня не до меня. К тому же, флегматично тявкнул Мухтар, зевнул, загремел цепью. Чешет наверное, свой блохастый загривок. Судя по этим приметам, возвращается дед - самый мой строгий экзаменатор. Через пару минут, он уже подойдет к калитке.

Меня так и подмывало еще раз вернуться в комнату, чтобы проверить, все ли в порядке, но жизненный опыт предостерег прущее из нутра моей взрослой натуры, суетливое существо. "Стоять! Если хочешь отвлечь внимание от портрета, нужно прежде всего, самому не смотреть на него! Веди себя как обычно, и все срастется".

"Ты ж, Сашка, смотри!" - ударило в спину.

Елена Акимовна накрывала на стол. Если она не успела взять себя в руки, у нее еще будет немного времени. Дед привез толстую дубовую доску, пятидесятку, не меньше. Его премировали пару недель назад, а выбрал только сегодня. Он умел отбраковывать некачественный лес и перевозить на велосипеде все что угодно. Даже такую хламину. Центр тяжести на педаль, все остальное - к раме.

- Давай пособлю!

Бабушка выкатывается из-за моей спины. Лицо безмятежное. Только в глазах затаенная боль. Но это, опять же, если внимательно присмотреться. Я тоже спешу на подмогу. Сходу цепляюсь за край тяжелой доски. Совместными усилиями, мы тащим ее к верстаку.

За ужином все молчат. Меня это молчание тяготит по многим причинам. И вообще, надо же кому-нибудь начинать...

- Что такое семяна?

- Семяны, - поправил дед. - Так одно время у нас называли подсолнечник.

- А я и не помню. Када оно бы-ыло, - Елена Акимовна, подхватившая было, стопку пустых тарелок, опять опускает ее на стол. - Нет, вру! И пра, называли! Славяне что обезьяне. Сказало дурное начальство - все как один подхватили. Послали нас как-то с Пашкой семяну в поле полоть, мы й не найдем!

- А где вы в то время с дедушкой жили? - не подумав, спросил я.

- Это когда? - опешила бабушка.

- Ну, в тысяча девятьсот двадцать втором?

- Тю на тебя! Да нам тогда по шестнадцать годов было. Мы еще даже не женихались... схожу-ка я, дед, до Катьки. Кастрюльку свою заберу...

Коротко хлопнула дверь. Ушла. Я-то знаю зачем. Степан Александрович тоже вышел из-за стола:

- Пойдем, Сашка, доску разметим...

И снова - плямк, плямк!

Перед тем, как взмахнуть топором, дед тихо сказал, обращаясь как будто бы не ко мне:

- Батрачил я, внучек, в двадцать втором. На богатого адыгейского князя батрачил. Наверное, потому и живой остался. Один, из всей нашей семьи. Нет у меня ни сестер, ни братьев, ни отца с матерью. Даже не знаю, могилы их где... Огород надо будет завтра с утра полить, виноградник опрыскать, да к вечеру в поле наведаться. Ты уж там, на своем дне рождения, не задерживайся.