Николай Эдельман - Звездный час [litres]

– Юра, Юра… – промолвил он, наклонившись и потрепав рукой светлые волосы на голове у мертвого юноши. – Бедняга… Ростислав Михайлович будет страшно переживать. Если, конечно, когда-нибудь узнает…

– Когда-нибудь узнает? – переспросила Лиза, охваченная тревогой – первым чувством, какое она испытала с момента смерти Юры. – С ним что-то случилось?

Старпом смотрел на нелегальную пассажирку в мокром платье, прилипшем к ее телу, на сосульки волос, свисающие с ее головы, на ее руки, залитые чужой кровью, и ему даже не пришло в голову спросить, цела ли она сама.

– Командир тяжело ранен, – сказал он. – Осколок бомбы попал в рубку. Командование кораблем принял на себя я.

– Можно повидать Барсова? – спросила Лиза, снимая тело юноши с колен и поднимаясь на затекшие ноги.

– Зачем? Он без сознания. – И, помедлив, Ангелов добавил: – И неизвестно, вернется ли оно к нему. Затем он сказал: – Будь моя воля, Елизавета Дмитриевна, сдал бы я вас российским властям…

– Если бы вы знали, – вздохнула Лиза, – сколько раз я сама пыталась это сделать!..

Ангелов жестко ответил:

– Мне нет никакого дела до ваших отношений с Особым отделением и до того, в чем вас обвиняют, но я привык исполнять приказы, которые получаю. Командир велел доставить вас в Турцию, и я его приказ выполню. Но не думайте, что дело только в его приказе. Если бы я смог, жертвуя вами, спасти корабль, то сделал бы это без всяких колебаний. Но по пути к Крыму нас наверняка найдут и добьют, а на этом направлении вряд ли будут искать. К тому же до Босфора ближе, чем до Севастополя, а нам бы хоть до какой-нибудь земли дотянуть…

– Неужели дело так плохо?

– Смотрите. – Он указал на нос крейсера, ушедший в воду уже по самые клюзы. – Там огромная пробоина, от удара нарушилась герметичность переборок. Помпы не справляются, корабль принял две тысячи тонн воды. И нельзя давать полный ход, иначе напор воды сломает переборки. Остается только молиться, чтобы мы успели выброситься на турецкий берег. Турки, конечно, интернируют и корабль, и экипаж, но все же это лучше, чем всем вместе геройски пойти на дно. Все равно крейсер свое отвоевал, – сказал он с интонацией «Ну, что я вам говорил?!». – Можете собрать вещи и переодеться, если есть во что, но лучше оставайтесь на палубе. Возможно, будет отдана команда покинуть корабль.

Мимо Лизы несли раненых и мертвых. Двое матросов забрали и труп Юры, но для нее он уже стал просто одним из десятков убитых. Ее терзало совсем другое.

Итак, ее предало даже море – то самое море, которое, отвечая на Лизино доверие, ни разу ее не подводило! А теперь оно готово утащить ее в свою ненасытную утробу, а вместе с ней – всех, кто имел несчастье вольно или невольно связать свои судьбы с ее злосчастной судьбой! И она не сможет ничего изменить, даже принеся себя в жертву стихии, – точка возврата пройдена, она сделала свой выбор, и все дальнейшее подчинялось непреклонной логике катастрофы.

Железная громада крейсера, вступившая с морем в неравный поединок за выживание, куда-то ушла. Лиза осталась одна-одинешенька, подвешенная в самом центре гигантской сферы, нижнюю половину которой заполняла толща воды, а верхней служила прозрачная твердь, навалившаяся Лизе на плечи, и та, попавшаяся как муха в янтаре, не знала, как сбросить с себя это бремя, держать которое было свыше всяких человеческих сил… И некому было прийти ей на помощь, некому переложить на себя глыбу, неподъемную, но такую хрупкую и ненадежную, что оставалось лишь дивиться, как она не рушится под собственным весом, и изнемогать под ее тяжестью, зная, что придется нести свой крест до самого конца.

Уже вечерело, когда показалась земля. Крейсеру хватило плавучести, а может, борьба за его спасение принесла свои плоды, хотя корабль совсем зарылся носом в воду и волны свободно гуляли по его полубаку, омывая барбеты орудийных башен. Найдя Лизу, незнакомый мичман сообщил ей:

– Сударыня, будьте готовы. Старпом приказал отправить вас на берег вместе с ранеными.

Крейсер издыхающим ящером вполз носом на прибрежные камни и застопорил ход. Турбины смолкли. Над надстройками и мачтами корабля поднимались, окутанные сумеречной дымкой, угрюмые берега Турции…