Сергей Бутко - Доброволец. На Великой войне [litres]

Не зря, ох не зря дети любят сказки. Все в сказках идеально, превосходно, чудесно. Был Иванушка-дурачок, а стал Иван-царевич. И дары ему на блюде с голубой каймой: то старичок-лесовичок клубок волшебный подкинет, то Баба-яга ванно-банно-застольно-постельные процедуры организует. И меч-кладенец в руках, и Серый Волк оседлан, и Василиса Прекрасная с царством в придачу. К-р-а-с-о-т-а!..

Это сказка, а есть просто перемещения. Во времени, например. Был «здесь», а затем – раз, и сразу «там». Получите принудительную путевку в прошлое или будущее.

Для одних такое событие – счастье, для других – горе, третьим вообще по барабану – ну забросило и забросило, чего орать и плакать-то?

Медитировал я, как всегда, неспешно. Пятнадцать минут концентрации со спокойным дыханием, и результат не заставил себя ждать. А результат такой, что разом подходящие строки вспоминаются:

Вот и у меня получилось почти по классике жанра. Если, конечно, не считать принудительного темпорального перемещения в начало двадцатого века, в тысяча девятьсот четырнадцатый год. Совпадения сплошные, и от них не по себе. Хотел узреть реконструкцию реалий Первой мировой, а получилось нечто гораздо большее: угодил прямиком на эту войну, очутившись в чужом теле. Интересно, «перебросило» ли сюда вместе со мной Бакуниных? А что с моим прежним телом стало? Кто я вообще теперь? А вот кто. Прошу любить и жаловать – Мишка Власов. Тринадцати лет от роду. Сирота из Питера. Служит и воюет на Северо-Западном фронте в двести двенадцатом Романовском пехотном полку малолетним добровольцем.

Здравствуй, тезка! Не ожидал? И я, признаться, тоже. Еще бы, когда такая занятная ситуация образовалась: в тело тринадцатилетнего мальчишки «подселили» здоровенного тридцатипятилетнего мужика, еще не знающего, что мальчишка тоже далеко не прост – не обычная городская шпана, а эдакий чеховский гимназист Чечевицин (сиречь «Монтигомо Ястребиный коготь», вождь непобедимых). И хотя Мишка в Америку не сбегал, по дороге сражаясь с тиграми и дикарями и имея в запасе пистолет, два ножа, сухари, увеличительное стекло для добывания огня, компас и четыре рубля денег, все же натурой он оказался не менее беспокойной, раз на фронт попал и там удержался.

Страшно коробило от фамилии. Стоит только произнести «Власов», как перед глазами тут же возникает образ иуды-генерала, с потрохами продавшегося фашистам. Правда, того Власова Андреем звали, и до своего главного предательства ему еще расти и расти, но все же осадок в душе у меня оставался.

Память у Мишки Власова оказалась дырявой. А может быть, это я виноват: без спроса влез, поглотил и теперь энергично перевариваю все то, что осталось от прежнего владельца? А осталось, видимо, не так уж и много, лишь несколько воспоминаний-картин.

Картина первая. Обычный питерский двор. Гимназисты играют в футбол. Один из них посматривает на окно второго этажа многоэтажки. Вскоре оттуда выглядывает девушка. Потягивается, зевает, поправляет прическу, улыбается гимназисту: «Мишенька, зайдите ко мне на минуточку». Еще один мой тезка от смущения рдеет и, поднимая глаза, отвечает: «Вы же видите, я занят. Играю в футбол».

«Тогда подставьте свою фуражку. Я вам что-то брошу», – с нежностью почти прошептала она. На сей раз гимназист не отказывается, и в фуражку летит маленький сверток, перевязанный ленточкой: шоколадка и подарок влюбленному пареньку.

Но это пока мирное время, а вот и военные будни.

Картина вторая. Питер шумит и безумствует. Невский проспект переполнен народом. Толпа с портретом государя, уже забросав камнями редакцию немецкой газеты «Цейтунг» и стоящие рядом немецкие магазины, движется теперь по Морской к германскому посольству. Повсюду крики, брань, негодование:

– Долой ненавистный германский герб! Долой безнравственные фигуры!

– Что вы держите нас?! Немцы бросали камни в наше посольство еще до объявления войны! Валяй, братцы!

Знаменитый погром четвертого августа вот-вот начнется, как и война, щедро собравшая уже свою первую жатву и жадно требующая добавки.

Картина третья. Последние дни осени, но снег пока еще не выпал. Скованные легким морозцем неуклюжие окопы с колючей проволокой. Группа солдат, среди которых затесался и Мишка Власов, слушает офицера, держащего гранату.