Мария Бородина - Плач земли

Когда повозка, наконец, остановилась, и возница учтиво распахнул двери, Миа почувствовала несказанное облегчение. Позволив госпоже Бессамори выбраться первой, она с готовностью протянула вознице ладонь. В Иммортеле подобный жест сочли бы вопиющей дерзостью, но как же приятно было предаваться запретному, находясь на чужой территории.

Впрочем, пейзаж перед глазами уже казался родным. Ивы высовывали облетевшие шевелюры из-за кованой ограды. Треугольная крыша с мансардой, увитая сетью плюща, как и прежде ехидно щурила окна. Последние осенние цветы пестрели в клумбах, прикрывая чернь голой земли. Даже скрип распахивающейся калитки, казалось, был знаком с детства.

– Иди в дом, Миа, – пробормотала Анацеа побледневшими от холода губами. – Ты, должно быть, голодна.

– Я прогуляюсь в саду, – возразила Миа. Меньше всего хотелось оставаться в пустом доме наедине с Анацеа. – Мне нужно многое осмыслить и переварить.

– Я понимаю, – произнесла Анацеа. Но твёрдая интонация её голоса говорила совершенно иное. – Не простудись и не задерживайся долго. Здешние межсезонья славны холодами.

– Я постараюсь.

– Не вздумай испытывать свою силу здесь, – Анацеа властно сжала губы. – Кажется, вчера я научила тебя слишком многому.

Не найдя нужного ответа, Миа засеменила прочь. Оправдываться перед Анацеа, выпрашивая законное право на прогулку, не хотелось.

Сзади хлопнула дверь особняка. Вот и чудесно: пусть госпожа Бессамори отдохнёт немного. Подобрав подол платья, Миа вторглась в поросли кустарника. Протоптанная тропа чёрной змеёй извивалась меж клумб, пестря пятнами облетевших листьев. Солнце лениво вошло в зенит, сделав тени круглыми и убористыми. Розоватые лоскуты неба повисли на изломах веток.

Интересно, холодна ли здесь зима? Выпадает ли к середине декабря снег, как до Перелома?

Сапожки вспарывали густую слякоть, оставляя ямы следов. Голову переполняли вопросы и догадки, распирая виски. Тяжело чувствовать себя частью реальности, когда всё, о чём ты раньше мог лишь грезить, осуществляется. Ещё неделю назад она была слабой и немощной, боялась даже шаг ступить за порог квартиры. И даже дома Миа шарахалась от каждой тени, а просыпаясь по ночам от кошмарных снов, просила маму посидеть рядом. Сегодня же в её руках – мощнейшая разрушительная сила, как награда за пережитое. Если бы она только знала о своих скрытых талантах семь месяцев назад…

Впрочем, Миа свыклась с гипотетической мыслью о том, что окружающий мир может выпадать за грань её понимания, ещё позавчера. Когда не заметила на ночном небе Фаты.

Махины вазонов с пучками запоздалых цветов уплыли назад. Трава поредела, уступив место неровным земляным проплешинам. Ивы сменились плодовыми деревьями. Покорёженные ветки яблонь походили на растопыренные пальцы, искривлённые артритом. Остатки плодов всё ещё гнили на земле, покрывшись белыми точками плесени.

Именно здесь Миа и хотела провести следующий час. Среди яблоневых деревьев прятались сладостный комфорт и спокойствие – именно то, что было необходимо ей, как воздух. Миа, остановившись на секунду, попыталась вдохнуть эту блаженную безмятежность.

Но желание расслабиться по-прежнему осталось лишь желанием. Тонкая струна завибрировала под ложечкой, натянуто звеня. Накрыло чувство постороннего присутствия. Неужели Анацеа дала ей иллюзию освобождения, чтобы немедленно ринуться следом?! Вот менторша!

Остановившись посередине круглой поляны – как раз на том месте, с которого они с Нери созерцали звёздное небо – Миа осмотрелась. Тишина, повисшая кисеей меж проплесневелых стволов, была вязкой и осязаемой. Бледно-розовый румянец небес оттенял рассыпчатую горечь чернозёма. Лишь пустота, наполненная горестью увядания, брезжила в просветах между деревьями. Ни души.

– Успокойся, – прошептала Миа. – Ты сама придумываешь себе проблемы. Всё давно прошло. Ты в безопасности.

Так всегда говорил ей Азазель. И Мии очень не хватало сейчас простых и незатейливых слов поддержки. Она искренне надеялась, что пластиковый друг, коротающий время в наплечном мешке, подхватит бодрую речь, оживая. Но чуда не произошло. Азазель молчал. На Девятом Холме лучший друг существовал лишь в ипостаси бесполезной пластиковой безделушки. Не более того.

– Вот мрак, – коротко прокомментировала Миа, спускаясь с высокой поляны на тропку. Стайка мелких бежевых птиц, напуганная визитом, взвилась в небеса. Тишину пропорол хоровой свист, полный скрытой тревоги.