Михаил Савеличев - Анизотропное шоссе. Путеводитель по дорогам, которые выбирают

— Буря, — вдруг сказал Максим, и Андрей не сразу понял — к чему. — Надвигается пылевая буря.

Они успели сцепиться страховочными фалами, чтобы не потерять друг друга, как песок под ногами заходил ходуном. На поверхности возникли волны, сначала мелкие, похожие на рябь, а затем все выше и выше, достигая человеческого роста. Марсианский прибой — извечный предвестник марсианской пылевой бури.

Волны песка обрушились на археологов.

Андрею казалось, будто он попал в настоящий морской прибой и не может выбраться на берег, потому как волна, выбрасывая его на песок, не дает зацепиться и увлекает за собой, с каждым разом оттаскивая все дальше в беснующийся океан.

Аглая больше всего боялась потерять дыхательную маску, и одной рукой прижимала ее крепче к лицу, а другой ухватилась за страховочный фал, с обреченностью ожидая — вот сейчас одна из песочных волн подхватит ее, вознесет на гребень и со всего маху размажет о шхеры.

«Надо было согласиться на баллон», — единственная фраза болталась в опустевшей от иных мыслей голове, вызывая наряду со страхом жгучий стыд. Но иных, более подобающих героической гибели, слов Аглая при всем желании вспомнить не могла. Не могла и всё тут!

И лишь Максим, пользуясь своими габаритами, еще как-то противостоял марсианскому прибою, двумя руками удерживая фалы, похожий на могучего рыбака, который тащит из громадных волн сети с попавшими в них рыбинами. Сам себе он представлялся Портосом в пору заката мушкетера-великана, когда тот, преодолевая немочь в ногах, держал на себе обрушенный взрывом свод в подземелье, спасая лучших друзей. Вот и Максим ощущал как постепенно и неумолимо силы покидают его, ноги подгибаются и нет мочи стискивать страховочный фал, удерживая друзей на месте, не давая им мотаться под ударами волн, угрожающих содрать с попавших в ловушку людей дохи, унты, кислородные маски, размозжить о камни.

Он скрежетал зубами, но держал. А когда ощутил, что напор марсианского прибоя стихает, и хотел было вздохнуть с облегчением, набрать в судорожно сжимающиеся легкие больше воздуха, что-то ударило с такой силой, будто на него и впрямь рухнул свод пещеры. Максим опрокинулся, баллоны впились в ребра, дыхание не могло вернуться, и почти теряя сознание он увидел как с почерневшего неба обрушился водопад черных лоскутов, словно над ним кромсали ножницами бесконечную непроглядную тьму.

Портос истощил свои силы и пал.

Андрей пытался высвободиться из под горы песка и никак не мог это сделать. Буря воздвигала огромную пирамиду, которая вот-вот его раздавит.

И только Аглая невозможным чудом осталась на ногах, наклонившись глубоко под неистовый ветер, крепко ухватив страховочный фал, сама не понимая — зачем и ради чего она выдерживает удары бури, которая молотила стальными кулаками, а она продолжала стоять и шептать всплывшие из далекого детства стишки, очень древние, очень непонятные стишки:

— Надо бы вернуться, — шептала Аглая как волшебное заклятье, — надо бы вернуться… я почищу вас песочком… надо бы вернуться…

И когда последний мощный удар обрушился на Аглаю, который ни она, ни Максим, да и никто из людей никогда бы не выдержал, вдруг что-то крепко обхватило ее, дернуло, затащило на твердое, теплое, ужасно знакомое, а она, теряя сознание, продолжала шептать:

— Ой вы, бедные сиротки мои…

— Это был… — дознаватель помолчал, но все же со вздохом продолжил: — Понимаю, неуместно прозвучит, но это был своего рода эксперимент.

Сидящие напротив археологи даже не пошевелились, словно не расслышали. Прибывший из Теплого Сырта дознаватель с жалостью их разглядывал — буря жестко потрепала людей. Опухшие от синяков лица. Перебинтованные руки. Странные позы, которые им пришлось принять, чтобы хоть как-то ослабить боль в избитых телах. Улетевшие недавно врачи уверили дознавателя — с археологами все будет в порядке. Переломов и внутренних повреждений, к счастью, ни у кого не оказалось. А синяки и царапины пройдут.

— Эксперимент? — спросил тот, что сидел в середине, тощий, длинный, с редкой бородкой. Начальник экспедиционной партии. Андрей. — И в чем… позвольте… он заключался? — Лицо при каждом слове морщилось. Чувствовалось, что и дышать ему непросто.