Игорь Мохов: Приказано - спасти...

Семен подхватил Андрея за плечи, Сиваков, нахлобучив фуражку обратно на голову, взялся за ноги. Общими усилиями боец был перенесен в барак. В помещении обнаружилась еще одна санитарка, совсем молодая девушка. При неярком свете маленькой свечки она писала что-то в тетради простым карандашом. Сиваков помог уложить раненого на нары и медленно распрямился.

- Фира, запишите данные пациента.

И, обращаясь к Чекунову, спросил:

- Как фамилия раненого?

Замявшись, Семен ответил:

- Я не знаю его фамилии. Андрей и Андрей. Мы мало разговаривали.

Фельдшер кивнул медсестре, и та сделала запись в тетради.

- Соответственно, как я понимаю, и место рождения и возраст вам не известны?

Чекунов отрицательно покачал головой.

- Понятно. Что-нибудь еще, можете про него сказать? Звание не нужно. Смысла нет.

Семен вдохнул воздух и решился:

- Доктор, вчера я привез сюда вместе с другими ранеными своего друга. Женькой его зовут. То есть - Евгений Автаев. Как он?

Фельдшер снова повернулся к девушке:

- Фира, посмотрите, пожалуйста, раненый Автаев. Поступил вчера.

Девушка перелистнула в тетради несколько страниц назад. Провела пальцем вдоль страницы. Перелистнула еще лист. Открыла другую тетрадь. Закрыла. Молча покачала головой, не глядя на Семена.

- Кхм. - фельдшер обнял Семена за плечи и стал подталкивать его к выходу. От сквозняка из открытой двери закачалось пламя свечи. Размытые тени метнулись по стенам и потолку тесного помещения. Выпихнув красноармейца на свежий воздух, фельдшер аккуратно прикрыл за собой дверь.

- Она сейчас плакать будет. Не могу смотреть...

- Доктор, - перебил его Семен - а Женька где? В другом бараке?

Фельдшер привычным движением полез в нагрудный карман гимнастерки, но на полпути остановился. Поморщился. Убрал руки за спину и замолчал, глядя на темный лес.

- Доктор? - Семен заподозрил неладное. Приходилось ему видеть подобное за четыре года войны. Той войны, что осталась в памяти старшины Чекунова.

- А что ты хочешь от нас?! - лицо Сивакова вдруг перекосило гримасой. - Умер твой друг! Умер! Еще вчера. Что я мог сделать? Лекарств нет, инструмента нет. Бинтов - и тех нет. Тряпки стираем и используем снова. Продуктов тоже нет. Что я могу?! Фира плачет, она над каждым бойцом плачет. А они все равно умирают. Все не так. Перед войной пели: "Малой кровью, могучим ударом..." И что?

Доктор замолчал, хватая воздух ртом. Лицо его, в полумраке, приобрело неприятный землистый оттенок.

- А еще... - рука красноармейца опустилась на плечо фельдшера, останавливая дальнейший поток слов. - Не надо доктор. Я все понял...

Семен опустился на подножку своего ЗиСа и застыл, упершись локтями в колени и опустив голову. Фельдшер потоптался возле него молча несколько минут и махнув рукой, ушел в барак. Наверное, успокаивать Фиру.

Семен остался сидеть.

Ночное небо в сентябре бывает удивительно чистым. И тогда, можно заворожено глядеть в бездну, расцвеченную яркими искрами звезд и вслушиваться в молчание Вселенной...

Но Чекунов не видел звезд. Голова Семена была опущена вниз и веки плотно сжаты. Ночной ветерок изредка доносил отдаленное эхо пулеметных очередей. Зарево прожекторных лучей озаряло вершины дальних деревьев. Там, за лесом, за рекой, красноармейцы, группами и поодиночке, пытались пересечь линию немецких патрулей. Узкая полоса дороги между деревнями Ядрица и Преображенское стала для многих гранью между жизнью и смертью. Но и до дороги доходили не все.

Весь опыт старшины Чекунова прошедшего войну, говорил, что немцы пытаются не допустить массового прорыва окруженцев из кольца. Наверняка, все известные броды возле деревень контролируются мобильными группами с бронетехникой. Фары машин и взлетающие осветительные ракеты безжалостно высвечивают в кустах на том берегу темные фигуры. А всплески от пулеметных очередей на поверхности реки отбивают у окруженцев всякую охоту рисковать в этом месте. К счастью немецких сил не хватало, чтобы плотно контролировать всю линию окружения. Да и боятся гитлеровцы углубляться в лесной массив, где из темноты вдруг неожиданно вылетает рубчатая советская граната, а острый четырехгранный штык может бесшумно воткнуться между ребер ничего не подозревающего солдата вермахта.

И поэтому людям все же удавалось перебраться через быстрое течение реки, и, выждав паузу между проезжающими патрулями - рывком пересечь дорогу, чтобы раствориться в темноте болотистого леса.