Алексей Махров - Стажер диверсионной группы [litres]

Нет, конечно, иногда ка-а-ак шандарахнет в памяти – где я и кто я. И когда! Но это проходит, и быстро – наверное, срабатывает некий предохранитель, не допускающий «перегрева» психики. Вот, перенесет вас в тело деда, да не старика, а совсем еще молодого парня, каково вам будет?

С одной-то стороны, чего плохого? Мне, считай, полтинник натикал – ТАМ, а тут – вьюнош! Девственник, и вообще… А с другой…

Сложно с другой. Любой человек, не живущий одним днем, строит планы на будущее, мечтает о чем-то, позволяя природе вовлекать себя в извечный биологический цикл: ребенок вырастает, влюбляется, женится, сам заводит детей, старится, нянчит внуков, умирает. А что будет со мной? Я что, так и останусь в дедовой шкуре? И буду много лет спустя наблюдать, как мужает внук – я?! Чокнуться можно!

Как узнать, временно ли меня «подселили» в голову к деду или это навсегда, до самой смерти? И мне предстоит прожить еще одну жизнь, уже не совсем свою, а за моего «старого», но по-новому, так, как я хочу – и могу?

Кто мне даст ответ на это?

Дико звучит, но все равно – хорошо, что война идет. В июне просто не было свободной минутки, чтобы рефлексировать – то бой, то погоня, то снова бой… А набегаешься, настреляешься, нанюхаешься – с ног валит, и в сон, как в омут. Да и нынче в школе скучать тоже не приходится – часов в сутках не хватает!

Вот, поныл самому себе, и вроде легче стало. Да и рад я в глубине души, на самом ее темном донышке, что оказался в 41-м. Здесь-то я по-настоящему нужен. Только попав сюда, я понял, чего натерпелись наши будущие ветераны, те самые, смешные порой старички с «иконостасами» орденов и медалей…

…Широкие коридоры ШОН были пусты – весь личный состав на занятиях. Из-за плотно закрытых дверей учебных классов не доносилось ни звука. И я даже примерно не знаю, сколько человек здесь учится. В школе никогда не проводится общих построений, нет большой столовой, кинозала и спортплощадки. Каждая группа проходит обучение по индивидуальной программе. На территории бывшей дворянской усадьбы, уютно расположившейся где-то среди густых лесов Подмосковья, легко могли разместиться человек двести.

Судя по уровню преподавателей, отбору учеников и специфическим предметам в расписании, из нас готовят не простых диверсантов. Меня после ранения особо не «мучают» – учу минно-взрывное дело, шлифую немецкий, изучаю работу радиостанций и основы шифрования, зубрю структуру Вермахта, Люфтваффе и Кригсмарине, запоминаю тактико-технические характеристики вражеской боевой техники и вооружения. А мои одногруппники вдобавок обучаются рукопашному бою, стрельбе изо всех видов оружия и целому ряду спецдисциплин – закладке тайников, организации встречи с агентом, уходу от наружного наблюдения и прочая, и прочая, и прочая.

А уж как в нашей «лесной школе» преподают иностранные языки! Хочешь, не хочешь, а выучишь. За год!

Затормозив, я мазнул взглядом по школьной стенгазете «Чекист» и чуток унял дыхание. Отворил дверь кабинета начальника, переступил порог и выдохнул:

– Звали, тащ командир?

Насколько я успел понять, формальные проявления субординации в школе не приветствовались. И правила элементарной вежливости тоже. Поэтому слова «Разрешите войти! Курсант Глейман по вашему приказанию прибыл!» можно было смело опустить.

– Звал! – переворачивая чистой стороной вверх лежавший перед ним листок бумаги, сказал начальник – моложавый крепкий дядька лет сорока пяти, одетый, как и все здесь, в красноармейскую форму без знаков различия [5] Весь преподавательский состав ШОН до 1943 года носил именно красноармейскую (солдатскую), а не командирскую (офицерскую) форму. . – Не маячь, садись, разговор есть.

Я сел на стоящий напротив стола красивый стул с мягкой обивкой, почти в точности такой, как в фильме «Двенадцать стульев». Вот только обивка сильно потерта, а деревянные части поцарапаны. Видимо, этот предмет мебели обитал в усадьбе со времен «доисторического материализма».

– Слушаю, тащ командир!

– Слушаешь? Хорошо… – рассеянно проговорил командир, вставая со своего места и делая несколько шагов в направлении окна.

Странно – он ведь явно не знает, с чего начать! Интере-е-есно…

– Ты сводки по радио не пропускаешь? – внезапно спросил Владимир Захарович, не поворачиваясь от окна.

– Нет, конечно! – продолжая недоумевать, ответил я. Прослушивание сводок Совинформбюро – чуть ли не единственное развлечение в школе. Телевизора-то нет! Кино не крутят, танцы не устраивают. Хотя под конец дня мы выматывались так, что сил только на сводку и хватало.